Вик тряхнула головой, пытаясь сбросить наваждение. И опять ей в голову закралась мысль: может, Анна была права, и в ее жизнь действительно вторглось колдовство? Неспроста же она встречалась с Намией на ночных дорогах. Ой, неспроста…
Похоже, она окончательно теряет рассудок. Что ж, она совершила убийство, и это – заслуженное наказание за грех. А сейчас она увидит Габриэля, который сочтет ее появление настоящим безумием. И это тоже будет ей наказанием…
Плохо соображая из-за нахлынувшего отчаяния, Вик позвонила в дверь. Ей никто не открывал, хоть она и видела, что в доме, несмотря на раннее время, горит свет. Что это значит? Неужели Габриэль не хочет ее видеть и потому не открывает дверь? А может, он попросту ушел из дома и забыл выключить свет? Вик терялась в догадках.
Что ей делать теперь? Сидеть на крыльце как собаке или уйти, гордо подняв голову? Вик прислонилась к двери, ноги почти не держали ее – она страшно устала с дороги, к тому же за три дня не съела ни крошки. Но дверь неожиданно поддалась давлению и распахнулась, увлекая за собой Вик. Девушка с трудом удержалась от падения, ухватившись за железную ручку.
Значит, дом открыт… Вик осмотрелась. Она оказалась в светлом просторном холле, заставленном тумбочками, калошницами и вешалками для одежды. Дом и снаружи показался Вик произведением архитектурного искусства, но изнутри! Она даже рот раскрыла при виде этого великолепия. Белые обои с позолоченными розами, дорогая мебель, роскошный ковер… И это только прихожая! Что же будет дальше!
Повинуясь любопытству и восхищению, Вик прошла холл и оказалась в огромной гостиной. Даже Виолетта Саймон позавидовала бы такому великолепию. Яркая люстра, свисающая с потолка хрустальными каплями, стеклянные полочки, уставленные дорогими изящными безделушками, лакированные столики из темного дерева… Господи! Неужели так живут люди, а не боги?! И не просто люди… А Габриэль… Ее Габриэль…
Вик до краев была полна отчаянием. Все, в чем она видела свое спасение, оказалось лишь призрачной иллюзией, несбыточной мечтой. Габриэль не мог любить ее, так же как и она не могла любить Габриэля. Он – другой, она – другая. Они из разных миров, с разных планет. Но как могло случиться, что она обольстилась тем, против чего ее постоянно предостерегал отец? Обольстилась неслыханной мечтой, жизнью, которой у нее никогда не будет?!
Вик услышала тихий шорох и обернулась. На пороге гостиной стояла собака. Большой лохматый пес неизвестной породы. Он смотрел на нее из-под густой светлой челки, обрамлявшей его лоб. И смотрел весьма осмысленным, почти человеческим взглядом. Господи! Господи Боже! Дева Мария и все, кто есть еще там на небесах! Но ведь не может быть, ну просто не может быть того, о чем говорила Анна! Неужели ее возлюбленный превратился в собаку?!
Через несколько секунд Вик почувствовала, что проваливается во что-то мягкое, тревожное и странное. Наверное, именно так сходят с ума…
Вечер. Или сумерки. Или рассвет. Вик стоит под открытым, распахнувшимся навстречу ей небом, и плачет. О чем плачет? По кому или по чему оглашает своими рыданиями изжелта-розовый небосклон? Она и сама не знает…
Знает Вик только одно: ей страшно и больно. Ей немыслимо холодно под этим одиноким, пахнущим сумерками или рассветом небом. А под этим небом расстилается пустота. Вик – в центре этой пустоты, если, конечно, у пустоты может быть центр… Пустота веет на нее тревогой, страхом, холодом. Может, из-за нее Вик так горько рыдает?
Ты сходишь с ума, говорит ей пустота.
Нет, сквозь плач отвечает Вик, кричит, бросает в пустоту свое скомканное, измятое «нет». – Это неправда! Я не буду безумной!
Нет, будешь, холодно заявляет пустота и наползает на сумеречное или рассветное небо. – Так сходят с ума. Поверь. Я видела это не одно столетие. Люди больше, умнее и лучше тебя сходили с ума, увязали в этой тягостной, бессмысленной круговерти. И, поверь мне, это не так страшно, как кажется. Этот мир соткан из любви, из той любви, о которой ты не можешь, не смеешь сказать. Из любви к несбыточному, небывалому, но желанному. Из любви к тому, что стоит на грани иллюзий и реальности. Из любви… – повторяет пустота и увлекает Вик в пропасть, которую именует любовью.