— Я вот так рассуждаю, — помолчав, сказал Иван. — Может, этому предполагаемому отцу и не нужен никакой сын. И он просто прогонит того, кто пришёл к нему с вестью о сыне. Ещё и посмеётся в глаза. Тогда и Никите ничего не стоит рассказывать. Он ведь и без отца сейчас неплохо живет. В общем, как там мама сказала: «Забыть и жить дальше, спокойно и счастливо».
— Да, но попытаться стоит. Ведь возможен и другой вариант. Вдруг этот мужчина будет счастлив узнать о сыне?
Иван уже подруливал к входу в киностудию, дальше к месту съемки его дочь повезёт студийный автобус.
— Попытаться надо, — он остановил машину, взглянул на неё. Кажется, успокоилась. — Ну, Алинка, удачи тебе! Иди и сделай всё в лучшем виде, как ты умеешь.
Ушла. Пусть всё получится у его замечательной и так быстро выросшей дочери. Как всё-таки здорово иметь дочь или сына. Он поедет и попытается объяснить это одному взрослому человеку. Прямо сейчас. Да, не стоит откладывать. Ещё не вечер, ещё не ночь…
Иван ехал по улице вдоль старых пятиэтажек, явно видавших лучшие времена. Да, не хотел бы он тут жить. А вот и дом Константина, освещённый одиноким фонарём, последний в этом ряду. Иван уже пожалел, что решил заехать сюда — жуткая усталость от длинного, наполненного событиями дня давала о себе знать. А тут ещё непростой разговор впереди, разговоры о потерянных детях простыми не бывают. Вздохнув, вышел из машины, направился к дверям. Придержал дверь выходившей на улицу женщине и зашёл в дом. Эхо его шагов гулко разносилось в пустом холодном подъезде.
Дверь открылась, едва он постучал, громко и уверенно. Высокий худощавый мужчина сделал шаг ему навстречу.
— Чем обязан?
— Здравствуй! Я Иван, — протянул ему руку для приветствия.
— Костя, — без тени удивления мужчина пожал его ладонь, взглянул вопросительно. Ивану понравилась его спокойная уверенность.
— Пустишь? Разговор есть.
Константин отступил назад, давая дорогу. Крохотная прихожая с забитой толстыми куртками вешалкой едва вместила двоих мужчин. Дальше виднелась комната с мебельной стенкой советских времён. Иван даже вспомнил её название — «Вечер». Сбоку выглядывал край дивана, и он не удивится, если над ним будет висеть ковёр. Вот так, скромно и просто.
Сбросив куртку, он прошёл в комнату вслед за хозяином. Да, тут не Версаль, но в этом жилище холостяка царили порядок и чистота. Константин махнул рукой на диван, сам, оседлав стул, устроился напротив. Серые глаза смотрели на гостя спокойно и дружелюбно, ни тревоги, ни недоумения не читалось на его лице. Словно каждый день приходят к нему незнакомые мужчины и садятся на диван, потому что «есть разговор».
— Ну что, гость, скажешь что-нибудь? Или начнём с кофе? Я как раз пить собирался.
— Можно и с кофе.
— Тогда сиди и жди.
Константин ушёл на кухню, застучал там чашками. Он нравился Ивану какой-то внутренней силой, открытостью, неуловимым шармом, хотя никогда не понять, почему вдруг человек становится нам симпатичен.
— Заскучал? Подгребай сюда.
Константин поставил на стол деревянный поднос с двумя чашками дымящегося напитка, бокалами с водой и тарелкой с финиками. Устроившись за столом, Иван осторожно взял в руки хрупкую кофейную чашечку. Ещё бы — это старинный дорогой фарфор, чьё существование совсем не вписывалось в скромную обстановку этой квартиры.
— Ого! А ты умеешь удивить! Кофе очень и очень неплох!
Он не кривил душой. И ещё подумал, что будет неприятно удивлён, если его новый знакомый плохо отреагирует на известие о сыне. Обманываться в людях так досадно.
— Понравился? А всё потому, что есть кофе и хороший кофе. Улавливаешь разницу?
Иван кивнул. Хоть его и не торопили, но надо уже сказать о цели своего визита. Прямо, без обиняков.
— Ты счастливый человек, Костя! Спросишь, почему? У тебя есть замечательный сын. Никита… — Он взглянул на ошарашенное лицо своего собеседника: изумление и крайнее недоверие и медленно сменялись на нём какой-то светлой радостью; ещё минута и эта маленькая радость сложится в большое настоящее счастье.
— Чего-чего?!
— Только не задавай вопросов, я сейчас сам всё расскажу.
— Стоп! — Константин вскочил, едва не уронив стул. — Только сейчас мне пришло в голову, что это мой ребенок! Я же видел Маргариту с коляской! Тогда… давно… ещё до моего отъезда. Думал — успела выскочить замуж! Болван! Ну и болван! — он заходил по комнате быстрыми широкими шагами. — Вот она, гордыня! Не раз хотел с ней снова встретиться, а гордыня обуяла… Да и Маргарита хороша!
Остановившись наконец, Константин неуклюже сел на диван, опустил голову, запустив руки в волосы. Иван не мешал его переживаниям. Пусть осознает до конца. Он просто сел рядом. В знак поддержки, в знак того, что понимает его чувства.
— Он знает обо мне? — Константин поднял голову, задав этот важный вопрос.
— Пока нет. Вдруг ты не захотел бы признать его?
— Ты что, больной? Чего говоришь-то? Как это не захотел? Да я счастливей никогда и не был…