Встретимся через вечность

Последней каплей стало то, что накануне Лиля вернулась домой в час ночи. Весёлая, невиноватая, с разрядившимся телефоном в сумочке. Неудивительно, что он не дозвонился. Бросилась ему на шею, заглянула в глаза, засмеялась, уткнувшись в шею. Никита молчал. Столько слов уже было сказано, а толку? Он, как мог, боролся за них за двоих, чтоб вместе, что рядом…

— Милый, это в последний раз! — Лиля дотянулась с поцелуем до его щеки, обдав лёгким запахом спиртного, — Гомельский пригласил поужинать, я не могла отказаться. Он собирается помочь мне…

Гомельский! Эту фамилию Никита слышал уже не первый раз. Некто Гомельский теперь лучший друг его жены. Гомельский то, Гомельский сё.

— А ты не забыла, что замужем?!

Хотел молчать — не сдержался. Начал говорить злые, колючками царапавшие горло слова. Он хотел бы по вечерам видеть свою жену дома, пусть хоть иногда ждёт и встречает мужа у дверей, пусть хоть иногда спросит, как у него дела. А если идти куда-то, то вместе. Неужели он многого просит? И ещё он хотел бы детей…

— Детей? — перебила Лиля. — Дорогой мой, ну… ну давай ещё поживём для себя, какие наши годы. Успеем, мы всё успеем. А я исправлюсь, обещаю, — она прижалась к нему, потёрлась грудью, сладко вздохнув в его ухо. — Скоро открою свою студию, суета эта закончится. Гомельский, кстати, завтра обещал…

Никита вскочил на ноги. Гомельский? Чёрт, опять! У него чесались кулаки при звуках этого имени! Крутится, сволочь, вокруг чужой жены. И что там снова завтра? Она не понимает, что не должно быть никаких завтра?!

Пройдя в спальню, схватил с постели подушку и одеяло, швырнул на диван. Всё, он спать!

А рано утром ушёл, отправился, прихватив кота Сёмку, прямиком в свою старую квартиру. Нечасто Никита заезжал сюда, в этот дом с маленьким двориком, в свою прошлую жизнь. Старый дом, бережно хранивший память о детстве, о маме, не вини и прости его…

— Давай, Сёмка, заходи!

Кот ступил осторожно, отвык, не признал. Да и Никита вошёл в прихожую с особенным чувством. Давно эти стены не видели людей, не слышали разговоров. А когда-то здесь кипела жизнь, лилась через край… Грустно всё это.

Никита походил по комнатам, решив, что самое время заняться уборкой. Тем более, воскресенье, выходной. Пока махал шваброй, настроение улучшилось. Заварив чаю, уселся на балконе, устроился в глубоком кресле, завернувшись в плед. Вот теперь он дома. Огляделся — внизу во дворике закипала жизнь, но совсем не та, что раньше, без ребячьего царства, без качелей и футбольных мячей. Седовласая старушка в плисовой жилетке развешивала стираные рубахи на балконе напротив; развеваемые ветром, они роняли капли воды на порыжевший лоскут газона внизу. Взглянула на Никиту и посветлела взглядом, махнула рукой, как старому знакомому.

Он улыбнулся — как будто и не уезжал никуда, как будто из долгого путешествия наконец-то вернулся домой. Хорошо тут, и даже холодный ноябрьский ветер не прогонит его с балкона. Дотянулся до книги, прихваченной с собой. «Азазель».

Белый листок бумаги, вылетев из книги и спикировав вниз, упал к ногам. Развернул, вспоминая, удивляясь тому, что Алинкина записка уцелела здесь, в его любимой Акунинской книге. Три года пролежала, ждала его. Значит, уже в субботу? Эта встреча — детская выдумка его подруги, нужна ли она сейчас? Повзрослевшие, они с Алиной живут разными жизнями, у них семьи и много забот. Честно говоря, совсем он забыл и про Алинку, и про встречу. Но вот ночь с ней помнил. Особенной была эта ночь, потому что любила она его, сильно любила, Никита давно знал об этом. Но для него она всего-навсего милая пигалица, добрая душа. И ненужная встреча лишь разбередит эту добрую Алинкину душу…

На балкон выбрался Сёмка, его идеальный друг, взглянул сурово, топорща свои замечательные усы. В зелёных глазах — голодный блеск и недоумение, он нигде не нашёл своей миски.

— Понимаю, братан, ты голоден, как и я?

Молодой человек протянул руку, чтоб погладить любимца, но кот не разрешил. Сначала еда, а всё остальное потом. Ладно, уговорил! Ещё пару минут блаженного состояния покоя и мира с самим собой — и Никита оправится обустраивать свою новую жизнь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Евгений Павлович просит вас зайти к нему, — прозвучал в телефонной трубке грудной голос Лины. — Прямо сейчас.

— Хорошо, спасибо.

Лина исправилась, нет больше быстрых значительных взглядов и лёгких касаний грудью его плеча, поэтому Никита с ней вежлив. Да и видеть её стал реже — Медников уже работал в полную силу, и секретарю, и всем остальным сотрудникам тоже приходилось крутиться. Евгений Павлович чувствовал себя неплохо к великой радости Жанны, и Никита был счастлив, что всё обошлось.

Постучав и дождавшись разрешения войти, толкнул дверь. Прямая, обтянутая свитером из ангорской шерсти спина Лилии, сидевшей за столом, оказалась прямо перед его глазами. Странно, но спина может многое сказать: эта кричала об обиде и несправедливости. Не поворачиваясь, Лиля помахала пальцами в воздухе. Вот так, значит, приветствуют любимых мужей?