Встречный ветер

С такими мыслями я вошел в раздевалку и услышал яростное шлепанье и какие-то блаженные выкрики. Открыл дверь, но тут же захлопнул ее. Мне так ошпарило лицо горячим воздухом, что я вынужден был зажмурить глаза. Я сам люблю похлестать себя веником, однако Нестеров парился истинно по-северному. Спустя несколько минут он выскочил в предбанник, похожий на вареного рака, и плюхнулся на деревянную скамью. Отдышавшись, сказал:

- Извините, товарищ капитан, что задерживаю. Злой дух из себя вышибал маненько.

- Какой это еще дух? - засмеялся я.

- С паром вся смерда вылетает, а добро остается. Так у нас на Севере говорят. Хорошо веником себя постегать. Только со мной никто не спорок, вот я один и задержался.

- Парься на здоровье!

- Спасибо. Но я уже закончил. Ополоснусь - и шабаш.

Банная обстановка всегда размягчает любую натуру, создает какое-то особое настроение и располагает к откровенности. Мы уже вымылись и оделись. Разговор завязался вокруг стрельбы. Нестеров, держа сапог за ушко, вспомнил свои прошлые неудачи и, между прочим, спросил:

- Почему, товарищ капитан, вы тогда за мой промах ничего не сказали?

- Полагал, что ты сильно волновался. День для тебя был нелегкий, Нестеров.

- Шутка сказать! Я, грешным делом, считал, что вы подумали обо мне так: "Ну, что ему, чудаку, говорить? Он только самовольничать умеет да старых, уж никуда негодных кобыл жалеть..." - Отставив ногу, Нестеров сильно потянул голенище, надел сапог и пристукнул каблуком. - А я тогда лежу в окопчике, целюсь, а сам вместо мушки лошадиное ухо вижу с распоротым концом... Я тогда чуть пониже взял... Запомнилось же! Лезет мне в башку - думаю, что метку ей сделали, когда она еще махоньким жеребенком была, по полям скакала и, может быть, даже с колокольчиком. А в эти время команда: "Огонь!" Ну, и выпалил, а куда? Извините, товарищ капитан, разболтался я тут. Все это, конечно, забыть пора.

- Надо забыть, Нестеров, - сказал я, потрясенный его тяжкой откровенностью.

От нищенского крестьянского существования, от великих боевых конных походов живет в русском человеке эта неистребимая любовь к коню. Наверное, долго еще будет жить. Я поделился об этом с Нестеровым. Он поддакивал, кивал головой и в заключение нашей беседы, уже по дороге в казарму, сказал задумчиво:

- Понимаю, что надо забыть, а вот не могу..."

Глава одиннадцатая

"...Придя в контору, я прилег на кровать. Сопоставляя все три моих разговора по поводу неудачной стрельбы с совершенно разными по характеру людьми, крепко задумался. Разговор с Пыжиковым был самый неприятный. Если сержант Батурин огорчил меня тем, что пытался оправдать свой промах: де неважно стрелял и офицер, то Петр не только огорчил, но и глубоко расстроил.

Размышляя с пером в руке над раскрытой тетрадью, я стараюсь записать то, о чем думаю. Я ведь здесь исповедуюсь и в то же время учусь. Мне хочется постигнуть сущность нашей офицерской работы, и я убежден, что академия, которую я мечтаю закончить, начинается именно здесь, на пограничной заставе. Все практические нити тянутся сюда - вот в такие далекие зеленые ущелья. Я не раз говорил об этом с майором Рокотовым, которого уважаю за прямоту, за спокойный характер и беспристрастие.

Я хочу учиться у этого человека, а Петр не понимает его и не может понять, а проще говоря - не взлюбил.

Когда майор Рокотов бывает на заставе, я чувствую, как он приглядывается к моему заместителю, словно прицеливается своим цепким, хитровато-прищуренным взглядом. Петр замечает это и злится. Иногда Рокотов берет пограничную книгу, перелистывая ее, спокойно задает какой-нибудь вопрос или делает замечание по поводу не совсем четкой записи. Петр вспыхивает.

- А вы, товарищ старший лейтенант, очень чувствительны!

- Извините, товарищ майор, какой уж есть, - хмуро отозвался Пыжиков.

Но Рокотова трудно вывести из терпения.

- Зачем извиняться, я ведь не барышня, - с прежней усмешкой отвечает майор. - Садитесь и исправьте.

- Слушаюсь, - буркнет Петр. - Может, разрешите потом?

- Сейчас сделайте, зачем откладывать.

Закончив дело, Рокотов уезжает. Пыжиков дает волю своему возмущению. Я сдерживаю его и по-дружески, не совсем вежливо, призываю к порядку.

- Он меня ненавидит!

- Из чего ты это заключил!

- Презирает за то, что я плохо стрелял и вообще...

- Вздор! Он даже ни разу не вспомнил. А ты из этого обязан сделать выводы.

- Ну, промазал! Винюсь! А у них и оружие черт знает как было пристреляно...

- Ты уверен в этом?

- Определенно.

- Но забыл, что мы с тобой стреляли из одного и того же карабина.

- Разве? Я что-то не помню. Сам знаешь, мы потом проверяли, пристреливали.

- Это наша обязанность.

- Не отрицаю. Ладно, товарищ капитан, постараюсь учесть на будущее. Давай точнее распределим наши обязанности и закончим на этом! - пытался Пыжиков уклониться от разговора.