Встречный бой штрафников

Бальк повернулся и зашагал в сторону леса. Он не хотел больше слушать санитара, смотреть на осунувшиеся, полумертвые лица раненых и думать о том, что, быть может, скоро, на этой же телеге, повезут в тыл и его и что, видимо, это не худший вариант из всех возможных. Хотя какие еще варианты здесь возможны? Выжить или не выжить. Вот и все, чем располагает для них Восточный фронт. Бальк тут же вспомнил готическую надпись на арке.

Он шел и думал о том, что еще полгода назад такие разговоры здесь, на Русском фронте, были невозможны. С тех пор многое изменилось. Да, очень многое. Даже санитарная повозка выглядит по-иному. Даже снег под колесами похрустывает и поскрипывает иначе. Теперь это – похоронный марш для обреченных. Лейл Андерсен своим милым голосом уже не внушает солдатам армии, которая до этого только наступала, уверенность в том, что они, исполнив свой долг, в конце концов увидят своих любимых и обнимут их. Нет, даже она была теперь всего лишь голосом из их прекрасного прошлого.

– Ты вернулся, сынок. Очень вовремя. – Такими словами встретил его командир роты. Старый рубака, произведенный в офицерский чин из унтер-офицеров еще в конце великой войны, он принадлежал к почти исчезнувшей в вермахте касте старой прусской породы. Он поощрял в своих солдатах выправку и дисциплину, но при этом умел затронуть в подчиненных и иные струны, неподвластные уставу.

Как хорошо, что Одиннадцатой фузилерной ротой по-прежнему командовал гауптман Фитц. Так что кое-что из прежнего здесь все же осталось. Старик явно пребывал в скверном расположении духа, но его, Балька, встретил хорошо. Во-первых – пополнение. В то время, когда батальон нес большие потери. Раненых Бальк встретил по дороге, а ровный квадрат березовых крестов, увенчанных касками, на которых лежал снег, свидетельствовал о большем.

Гауптман Фитц расспросил его о Германии. О том, как он попал под налет английских штурмовиков, Бальк вначале промолчал. Но тот вдруг спросил:

– Баденвейлер часто бомбят?

– Нет, герр гауптман. – Бальк сделал паузу и уточнил: – Время от времени.

– Ну да, – хмуро кивнул ротный, – так же, как и нас. Время от времени. И есть разрушения?

– Да, герр гауптман.

– И убитые?

– Да, герр гауптман. Гражданские совсем не умеют прятаться во время бомбежки. К тому же не все бомбоубежища выдерживают прямые попадания тяжелых бомб.

– Значит, есть раненые и искалеченные среди гражданских. Так ведь?

– Так точно, герр гауптман, есть и такие.

– Вот что ужасно. Искалеченного войной солдата я еще могу представить. А вот искалеченных детей и женщин… Впрочем, их можно увидеть в любой русской деревне. Мы, солдаты германской армии, наивно полагали, что авианалеты и падающие бомбы – это несчастье Польши, России, но не Германии.

– Я полностью разделяю ваши чувства, герр гауптман, – сказал Бальк.

Гауптман Фитц внимательно посмотрел на своего фузилера. И спросил:

– Чьи самолеты чаще всего налетают? Американцы или англичане? А может, русские?

– Нет, русских там нет.

– Британцы?

– Да, британцы.

– Негодяи. Эти не пожалеют ни наших женщин, ни детей, ни стариков. – Ротный в задумчивости покачал головой и вдруг сказал: – Можно себе представить, что будет, когда до нас доберутся русские.

– Что вы сказали, герр гауптман? – притворился Бальк, изображая простодушного дурачка, каким, кажется, и любил его старик.

– Ничего, – тут же спохватился ротный. – Ты, должно быть, слышал о готовящемся широкомасштабном летнем наступлении? Весь Восточный фронт перейдет в атаку.

– Да, герр гауптман, в Германии только об этом и говорят. Нам только выстоять эту зиму, а там мы опрокинем русских и снова пойдем вперед.

– Вот именно, сынок! Так и будет! А о том, что я тебе тут наболтал, забудь. Никакого разговора между нами не было. Или ты считаешь иначе?

– Никак нет, герр гауптман! Никакого разговора между нами не было.

– Вот именно. – И ротный улыбнулся. Обветренные на морозе губы его скупо дернулись, но глаза по-прежнему выражали крайнюю озабоченность и еще что-то, что носили в себе все воевавшие на русском фронте. Некую тоску, которая, как вошь, поселялась однажды совершенно незаметно, потом осваивалась, плодилась, разрасталась и вскоре становилась уже частью человека.

Старик распорядился, чтобы Балька поставили на все виды довольствия, а также выдали зимнее обмундирование. Пожал ему руку и отпустил.

Лицо ротного все же изменилось. И теперь, расставшись с ним и перебирая в памяти его слова и жесты, Бальк понял, что именно изменилось в нем. Гауптман Фитц имел лицо пьющего человека. Обветренная пористая кожа, тяжелые мешки под глазами, нервное подергивание рта и часто меняющиеся гримасы, которые порой замирали на несколько минут, как у сумрачного каменного божка.

Зимнее обмундирование. Вот это было здорово!