И именно из-за этого, предположила она, он был так болезненно чувствителен к своему участию в комедии. То, что было необходимо ему (как он понимал проблему) лежало между нею и её законным способом спасения. Оно включало её трудности, которые он не мог разделять, потому что она последовательно отнимала у него это право. У него не было ничего, подобного весёлой готовности его племянника взять и иметь. Небрежная эгоистичная скотинка, подумала Харриет (имея в виду виконта), разве он не может оставить своего дядю в покое?
…И было вполне возможно, между прочим, что Питер совершенно явно и просто по-человечески ревновал к своему племяннику — конечно, не к его отношениям с Харриет (что было бы отвратительным и смешным), а к небрежному молодому эгоизму, который сделал эти отношения возможными.
И, в конце концов, Питер прав. Было трудно принимать в расчёт дерзость лорда Сейнт-Джорджа, не допуская мысли, что другие люди могут предположить, что она была в определённых отношениях с Питером, которые объясняют соответствующие отношения с его племянником. Это несомненно вызывало неловкость. Легко было говорить: «О, да. Я была немного знакома с ним и пошла проведать его, когда он был прикован к постели после автомобильной катастрофы». Она была не слишком огорчена возможным предположением мисс Хилльярд, что человек с сомнительной репутацией Харриет может позволить себе любые вольности. Но она действительно была против заключения, которое можно было сделать о Питере. После пяти лет терпеливой дружбы он заработал право лишь на то, чтобы смотреть, как его племянник с лёгкостью устраивает публичное представление, в результате которого сам Питер выглядит дураком. Но думать что-либо другое было бы просто ошибкой. Она поместила его в ненормальное положение, и она призналась себе, что оно было не слишком приятным.
Она легла спать, думая больше о другом человеке, чем о себе. Но это лишь доказывает, что даже не очень значительная поэзия способна приносить пользу.
Следующим вечером произошли странные и зловещие события.
Харриет пошла на заранее запланированный обед к своей сомервилльской подруге, где намечалась встреча с выдающимся писателем, который занимался серединой викторианского периода и от которого она надеялась получить полезную информации о Ле Фаню. Она сидела в комнате подруги вместе приблизительно с полудюжиной человек, пришедших выразить уважение писателю, когда зазвонил телефон.
— О, мисс Вейн, — сказал хозяйка. — Вас просит кто-то из Шрусбери.
Харриет извинилась перед выдающимся гостем и вышла в маленький вестибюль, где стоял телефон.
— Алло!
— Это мисс Вейн? — ответил голос, который она не смогла узнать.
— Да, кто говорит?
— Это из колледжа Шрусбери. Не могли бы вы срочно прийти. Было ещё одно происшествие.
— О Боже! Что произошло? Скажите, кто это говорит?
— Я говорю за директрису. Не могли бы вы…?
— Это мисс Парсонс?
— Нет, мисс. Это горничная доктора Бэринг.
— Но что случилось?
— Я не знаю, мисс. Директриса сказала, что я должна попросить вас немедленно прийти.
— Очень хорошо. Я приду приблизительно через десять или пятнадцать минут. У меня нет автомобиля. Я буду приблизительно в одиннадцать.
— Очень хорошо, мисс. Спасибо.
Связь прервалась. Харриет бросилась к подруге, объяснила, что её внезапно вызвали, попрощалась и убежала.
Она пересекла Садовый дворик и как раз проходила между Старым Холлом и Мейтланд-билдинг, когда внезапно ей пришла в голову абсурдная мысль. Она вспомнила, что однажды сказал Питер:
— Героини триллеров заслуживают всего, что получают. Когда таинственный голос звонит им и говорит, что это Скотланд-Ярд, им никогда не приходит в голову перезвонить, чтобы проверить звонок. Отсюда распространенность похищений.
Она знала где в Сомервилл-колледже находится будка с общественным телефоном, по-видимому она могла позвонить оттуда. Она вошла, сделала попытку, выяснила, что соединение происходит автоматически, набрала код Шрусбери и, услышав ответ, попросила соединить её с домом директрисы.
Ей ответил кто-то, чей голос отличался от звонившего недавно. Харриет спросила:
— Это горничная доктора Бэринг?
— Да, мадам. Простите, кто говорит?
(«Мадам», а тот, другой, голос говорил «мисс». Теперь Харриет знала, почему она почувствовала какое-то беспокойство после звонка. Она подсознательно помнила что горничная директрисы говорила «мадам».)
— Это — мисс Харриет Вейн, я говорю из Сомервилла. Это вы звонили мне сейчас?
— Нет, мадам.
— Кто-то позвонил мне, говоря от имени директрисы. Это могла быть повариха или кто-то ещё в доме?
— Не думаю, что кто-то звонил отсюда, мадам.
(Какая-то ошибка. Возможно, директриса послала своё сообщение откуда-нибудь из колледжа, и она неправильно поняла говорившего или говоривший её.)
— Могу я поговорить с директрисой?
— Директрисы сейчас нет в колледже, мадам. Она пошла в театр с мисс Мартин. Я ожидаю их назад с минуты на минуту.
— О, спасибо. Не имеет значения. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Пожалуйста, соедините меня вновь со швейцарской.