О Наташе они почти не говорили. Слишком больно все это было. Но Карина, вернувшись в свой район, выстроила маршрут. Теперь она и в школу, и в магазины проходила мимо Наташиного дома. В квартире Светланы и Наташи иногда стали раздвигаться занавески. Однажды Карина увидела Светлану. Она шла с каким-то ребенком. Издалека это была девочка лет десяти. И, только рассмотрев их с близкого расстояния, Карина поняла, что ребенок — и есть Наташа. Трудно в такое поверить, но она похудела вдвое, стала как будто меньше. На очень тонких, прямых ножках были детские пластиковые сапоги в цветочек, плотные цветные колготки. Над короткой юбкой в складку — яркая детская курточка с капюшоном. Людмила одела Наташу в ее детскую одежду! Она, возможно, так возвращает ее в детство, чтобы по-другому построить ее судьбу. Так подумала Карина.
И не сказала ни Игорю, ни маме об этой встрече. И о том, что она вернулась к этой идее — стеречь Наташу над пропастью во ржи.
Карина вернула всю полноту своего «путаного мира». Более того, она чувствовала себя виноватой перед всеми оставленными в беде и страждущими за те часы, когда Игорь полностью занимал ее чувства, мысли, ее душу, ее тело. Все это было так на месте рядом с ним. Но он целовал ее на прощание, уходя на работу, и Карина летела к компьютеру, телефонам, к заболевшим ученикам, к плачущим знакомым. Эти ночи счастья делали ее неприлично богатой. Она должна была поделиться любовью со всеми.
Так в их квартире появился детский манежик с непонятным существом, которое постанывало, всхлипывало, и кормить его нужно было из бутылочки детскими смесями. Карина выкупила существо в приюте-усыпалке для бездомных животных. Щенок, подцепивший все возможные болезни и травмы, был обречен на усыпление. Если бы не умер в ближайшее время сам — от невозможности даже есть.
Игорь задумчиво посмотрел на него, затем прочитал медицинское заключение приглашенных на дом ветеринаров и спросил:
— А там не было животного с еще большим количеством диагнозов?
— Не было! В том-то и дело! — возбужденно ответила Карина. — Я буквально на четвереньках проползла по всем клеткам. Еле нашла ее. Это девочка, кстати. Блэки. Она будет лабрадором и красавицей. Дай бог здоровья той работнице, которая разрешила мне рыться, пока заведующей не было.
Игорь прикусил у себя на языке фразу о том, как сейчас неуместно слово «будет». Но Карина такая воодушевленная. Кто знает, может, и будет. Может, и лабрадор, может, даже и «красавица». Хотя по отстраненной теории медицины — с такими несчастьями не живут. Особенно столь ослабленное существо. Представить себе страдания Карины в случае драматичного результата Игорь даже не брался. Но на следующий день позвонил знакомым человеческим врачам, которым доверял как-то больше, чем собачьим, и получил конкретные рекомендации. Они касались ослабленных человеческих младенцев. После этих консультаций Игорь сам установил в манежике систему подогрева. Карина была в восторге.
— Блэки больше не дрожит, дорогой! Тебе не кажется, что она уже стала немножко красивее?
Прошло два дня. Игорь молча кивнул. Да, кажется.
Он сам удивлялся себе, но его интересовало все, чем занимается его самая необычная жена на свете. Если выразить мысль точнее, то любая другая женщина, которая занималась бы таким количеством убийственных для времени и нервов вещей, была бы для него красным светом, запретным кирпичом на дороге. Не нужно ни в каких дозах, ни под каким соусом. Но Карина совсем другое дело. То ли его пылкая, неукротимая влюбленность тому виной, то ли на самом деле Карина вкладывает во все столько эмоций и души, что это уже талант. Талант богатых эмоций и полной души. Она тратит, но источник ее любви и волнений не иссякает. Это не значит, однако, что ему не жалко их общего времени. И он иногда одной фразой пытался корректировать ее выбор.
Взглянул однажды на снимок чужой женщины, которая явно сама запечатлела свои слезы. Затем посмотрел на расстроенное лицо Карины.
— Скажи мне, — попросил Игорь. — Вот такую вещь скажи. Когда ты плачешь, тебе хочется взять телефон и сфотографировать свои слезы, чтобы сделать потом рассылку по Интернету?
— Почему рассылку? — растерялась Карина. — Это только мне.
— Это не только тебе. В письме отмечены как минимум пятьдесят человек.
— Да? Я не заметила… Но что это меняет?
— Ничего не меняет? Хорошо. Прочитай это письмо в очередной раз. Отпусти свое богатое воображение. Сейчас твои глаза станут мокрыми. Я усугублю ситуацию одним словом, и ты заплачешь. А я начну делать твои снимки. Фотосессию.
— Зачем ты так говоришь? — Слезы блеснули все же в глазах Карины. Это была обида.