Встреча с неведомым

Валя, наверное, с детства привыкла к научным спорам — отец ее известный в ученых кругах биофизик.

Мой отец органически не выносит, когда его перебивают. Кажется, этим правом пользуется только Валя. На нее он не может сердиться, возможно потому, что Валя и внимания не обратит, сердится он или нет.

— Изменение климата на Земле, — повернулся к ней сразу подобревший отец (Валю он не считал ни тупицей, ни невеждой), — вообще изменение природы в самых широких масштабах есть наш завтрашний день. К сожалению, в канун этого дня со всей очевидностью ощущается разрыв между техническими возможностями воздействия на природу и нашими познаниями о том, как она поведет себя после этого воздействия. Разрыв этот должен быть ликвидирован в самые короткие сроки, иначе человечество наживет себе беду. Вот почему сейчас большое значение имеет наука, которая может взять на себя ответственность за грядущее преобразование природы, — физическая география. Удивительная слепота! (Или это глупость?) Находятся среди ученых, даже видных, экземпляры, которые утверждают, что разработка теоретических проблем физической географии — это «отрыв от жизни». Я бы их лишил научных званий и чинов и послал подметать улицы, пока не поумнеют!..

— Кто хочет чаю? — перебила мама. Она боялась, что отец начнет называть имена.

Мама рассказывала, что когда отец выступал на заседании в геологогеографическом отделении Академии наук, то некоторые «тупицы» и «невежды» вынуждены были покинуть заседание, в том числе профессор Барышев, отчим Жени. Председатель в конце концов лишил отца слова. Ученые шутили, что у папы есть только одна положительная черта: около двенадцати месяцев в году он находится в экспедициях. Ему давали различные клички (вот не знал, что маститые ученые тоже дают друг другу прозвища, как у нас в школе!): «Неистовый Дима», «Челленджер», «Бешеный географ».

Я уже не помню, в какой последовательности посыпались на нас блага. Начну с самого главного: с обещанного сюрприза.

Сюрпризом были разборные дома. Целых три! Один жилой, на десять человек, и два для полярной станции. Ни у кого во всей Арктике не было таких домов. Это были прочнейшие, устойчивые дома с самой высокой герметичностью. Им не страшны ни суровые морозы, ни страшные бураны.

Каждый дом собирался из сорока пяти различных деталей. В жилом доме, площадью 47 квадратных метров, кроме уютных комнаток, была еще кухня, котельная, кладовая, внутренний тамбур и — самое интересное — еще наружный тамбур: семиметровая вышка. На случай, если нас занесет снегом, можно выйти через нее. Все три дома были оборудованы центральным отоплением, а вместо окон круглые иллюминаторы, как на пароходе. И комнаты были похожи на каюты.

Привезли этот «сюрприз» сразу два вертолета. Из одного выскочил сияющий Ермак, из другого — незнакомый пилот и человек десять рабочих — целая строительная бригада. Они установили дома, сделали на плато аэродром, провели «воскресник» по заготовке топлива и, приветливо распрощавшись с нами, отбыли в Магадан.

В последующие дни рейсы на плато совершал один Ермак (иногда с бортмехаником). Он доставил дополнительное оборудование, ящики с запасными частями, научную аппаратуру, массу новейших приборов для научных павильонов, горючее, дизель для электростанции, специальную одежду — пуховую, ватную, кожаную, какие-то шелково-пуховые жилеты, резиновые утепленные сапоги, высокогорные ботинки, хотя теплых вещей у нас было достаточно. А уж насчет питания—чего только отныне у нас не было, вплоть до свежих фруктов и шоколада. Бехлер даже прослезился, так он был доволен.

— Вот так, Борис Карлович, — сказал ему, улыбаясь, отец, — вы назначаетесь главным механиком и по совместительству заведующим хозяйством полярной станции. Конечно, с соответствующим повышением оклада — забыл уж на сколько. Ну, они там высчитают!

Все поздравили Бехлера с повышением. Он благодарил и улыбался. Куда делся его пессимизм: он почти не ворчал и ходил такой веселый.

С Ермаком было договорено, что он еще раза два слетает в Магадан за оставшимся оборудованием, продуктами, подыщет нам подходящего повара, двух-трех рабочих и останется с вертолетом «МИ-1» на плато в распоряжении начальника полярной станции.

Бехлер с нетерпением ждал рабочих и повара, так как до их прибытия ему приходилось работать за четверых.

Как я уже сказал, комнаты нашего сборного домика походили на каюты морского корабля. Это первый заметил Ермак. Не это ли навело его на мысль привезти нам настоящего кока?

Конечно, какой моряк пойдет добровольно на плато, где о море напоминают лишь редкие морские птицы, бог весть как залетевшие сюда, в самое сердце гор. Но Ермак, настроившийся на «настоящего кока», ухитрился где-то его раздобыть.

Из вертолета выскочил маленький вертлявый матросик с совершенно круглым, будто его циркулем вымеряли, лицом, на котором безмятежно сияли озорные глаза. Матросик держал в правой руке огромный чемодан, а в левой — старенькую, видавшую виды, балалайку. Поставив чемодан, матрос осмотрелся, свистнул горестно, узнал в отце начальника и лихо откозырял: