Встреча с Хичи

— Долли, — резко сказала она, — вы должны простить моего мужа. Все это для него очень болезненно по причинам, которые было бы сейчас сложно объяснить. Простите и меня тоже за то, что позволила военной полиции увести вас; для меня тоже эта история болезненна. Важно то, что мы сделаем сейчас. А сделаем следующее. Прежде всего добьемся вашего освобождения отсюда. Во-вторых, мы приглашаем вас сопровождать нас в полете к Вэну и Джель-Кларе Мойнлин. Вы согласны?

Для Долли Уолтерс такой темп был неподсилен.

— Ну, — сказала она, — я…

— Вот и хорошо! — подхватила Эсси, кивая. Сейчас займемся организацией. Вы, лейтенант! Отведите нас назад на наш корабль «Истинная любовь», и немедленно.

Лейтенант открыл рот, шокированный, но я опередил его.

— Эсси, может, сначала увидеться с бригадиром?

Она сжала мне руку и посмотрела на меня. Взгляд сочувственный. А пожатие — сигнал Робин-закрой-рот — чуть не сломало мне пальцы.

— У бедняжки, — жалобно сказала она лейтенанту, — недавно была серьезная операция. На корабле его лекарства, и он как можно быстрее должен их получить.

Если моя жена Эсси решила что-то сделать, лучше сразу дать ей такую возможность. Что она задумала, я не знал, но было совершенно ясно, что мне следует делать. Я стал вести себя, как пожилой человек, недавно перенесший серьезную операцию, и позволил ей повести себя под конвоем лейтенанта по коридорам Пентагона.

Шли мы не очень быстро, потому что коридоры Пентагона были заполнены. Лейтенант остановил нас на перекрестке, и мимо нас провели группу заключенных. Почему-то освобождали целый блок камер. Эсси толкнула меня в бок и показала на мониторы на стене. На одном были только надписи: Седьмой комиссариат, Туалеты для заключенных, Причал номер пять и другие. Зато на другом…

На втором мониторе было изображение причала, и приближалось что-то большое. Большое, громоздкое, построенное людьми. То, что это не артефакт хичи, видно было с первого взгляда. Дело не только в линиях и в том, что сооружено оно из серой стали, а не из голубого металла хичи. Главное свидетельство — зловещие ракеты, торчащие из гладкого корпуса.

Я знал, что Пентагон испытывает шесть таких кораблей, пытаясь оборудовать их двигателем для полетов быстрее света. И я на это не жаловался: ошибки строителей этих кораблей были учтены при сооружении «Истинной любви». Но вооружение кораблей видеть неприятно. На кораблях хичи его никогда не бывает.

— Пошли! — рявкнул лейтенант, глядя на нас. — Вы не должны здесь находиться. Идемте. — Он двинулся по относительно пустому коридору, но Эсси задержала его.

— Сюда быстрее. — Она указала на стрелку «К причалу».

— Запрещено! — выпалил он.

— Не для доброго друга Пентагона, который заболел, — ответила она и потянула меня за руку, и мы двинулись в самый запруженный и шумный коридор. У Эсси есть свои тайны, но эта разъяснилась довольно быстро. Сюда вели захваченных террористов с крейсера, и Эсси просто хотела на них взглянуть.

Крейсер перехватил украденный корабль, как только тот вышел из полета быстрее света. И выстрелил в него. Очевидно, на борту было восемь террористов — восемь! В корабле хичи, предназначенном для пятерых. Трое выжили и попали в плен. Один был без сознания. У одного не хватало ноги, но он был в сознании. А третий был сумасшедшим.

Именно этот третий привлекал к себе всеобщее внимание. Не он, а она, молодая черная девушка — говорят, из Сьерра-Леоне, — и она непрерывно кричала. На ней была смирительная рубашка. По ее виду девушку давно держали в этой рубашке, ткань ее грязна и дурно пахнет, волосы у девушки спутанные, лицо бледное, как у мертвеца. Кто-то окликнул меня по имени, но я вместе с Эсси протискивался вперед, чтобы взглянуть получше.

— Она говорит по-русски, — сказала Эсси нахмурившись, — но не очень правильно. Грузинский акцент. Очень сильный. Говорит, что она нас ненавидит.

— Я мог бы догадаться, — ответил я. С меня достаточно. Когда лейтенант пробился к нам сквозь толпу, выкрикивая яростные приказания расступиться, я позволил ему оттащить меня, а потом снова услышал, что меня окликают по имени.

Значит, это не лейтенант? Это вообще не мужской голос. Голос доносился из толпы переводившихся заключенных, и я увидел, кто это. Китаянка, Джейни как там ее?

— Боже, — сказал я лейтенанту, — а ее-то за что арестовали?

Он рявкнул:

— Это военная тайна и не ваше дело, Броадхед. Пошли! Вам нельзя здесь быть!

Нет смысла спорить с человеком, принявшим решение. Я больше его не спрашивал. Просто подошел ближе и спросил Джейни. Все остальные заключенные тоже были женщины, а охранники — все, несомненно, давно не получавшие увольнительные или получившие нахлобучку от кого-то типа лейтенанта, — все они хорошие люди. Смолкли и слушали.

— Оди полетел сюда, потому что взяли его жену, — сказала она с таким выражением, словно говорила: «Это запущенный случай сифилиса». — Поэтому мы полетели сюда на шаттле, а как только вышли, нас посадили в тюрьму.