Встреча с границей

Хорошие лыжники считали за удовольствие проскочить по невысоким, безопасным трамплинчикам. Но, к несчастью, Гали не относился к разряду хороших. По ровному он еще кое-как шел, а сейчас чаще всего ехал на любимой тройке: лыжах, палках и собственных ягодицах. Вот он сполз с очередного пригорка и задрал лыжи вверх. Я решил подбодрить парня.

— Еще несколько раз пройдешь по этому маршруту — и тебе дадут третий, а то и второй разряд по лыжам. Поднажмем?

Гали медленно выпрямился. Его раскрасневшееся лицо исказилось. Глаза стали хищными, точно он собирался съесть меня живьем.

— Пошел к черту! Приваливать будем! Жрать будем! — И он со злостью бросил лыжи, палки и завернул вправо, где в отвесной стене зияла темная, пасть пещеры.

Вот господь бог послал помощничка. Ну черт с тобой, жри, но через десять минут все равно подниму. Не пойдешь — волоком потащу!

Конечно, если бы это была просто лыжная прогулка — идеальнее места для отдыха не придумаешь. В лощине тихо, тепло и даже как-то по-домашнему уютно. Можно развести костер и, развалясь прямо на снегу, смотреть, как тугие завитки дыма поднимаются к небу, нехотя, лениво распрямляются и наконец совсем тают в подсиненном морозном воздухе.

Я посмотрел вверх и перепугался: там все дымилось, клубилось, над лощиной метались тучи белых хлопьев. Справа, на отвесной скале, росли снежные карнизы. Я торопливо поднялся в пещеру.

— Архип, дальше здесь оставаться нельзя! Может быть обвал.

— Ха... Скала крепкая, выдержит.

Я вытянулся и в полный голос, словно передо мной была выстроена вся застава, отдал приказ двигаться за мной. Но Гали даже не удостоил меня ответом. Он домовито расселся на камне, вытянул из тайников своего добротного полушубка кусок мяса, краюху хлеба и задвигал железными челюстями. Полнейшее пренебрежение и к моим правам, как старшего наряда, и к поставленной пограничной задаче, и, по-видимому, ко всему на свете, кроме собственного желудка.

Это было уже слишком. Я хотел силой вышвырнуть его отсюда. Но в этот момент глухо, тяжело вздрогнула земля, и меня, точно взрывной волной, отбросило к задней стене пещеры...

* * *

Я не сразу пришел в себя. А когда очнулся, понял: пещера сверху донизу забита снегом. Окликнул Гали, но тот не отзывался. Закричал во всю силу, а голос был глухим, слабым, точно проходил через вату. Теперь мной владела только одна мысль: спасти человека.

Начал разгребать снег руками, но скоро понял, что так далеко не уедешь. Попробовал отжать спиной — не поддавался. Под ноги попал конец лыжи. Нет, счастье еще не отступилось от нас. Это уже как-никак орудие производства. Но лыжу точно впаяли в снежную массу. Впрочем, зачем она мне целиком? Попробовал взять на излом, и, к моей радости, лыжа лопнула в месте крепления.

Острым надломанным концом лыжи я отталкивал снег за себя. Почему-то вспомнилось детство, когда мы вот так же рыли норы в снежных сугробах и гордо называли их туннелями. Правда, тогда за мной двигались другие снегопроходцы, а сейчас я один. Удастся ли пробиться к Гали, выбраться к свету?..

А работать становилось все труднее, будто ворочал снег уже целые сутки. Надо немного отдохнуть. Но стоило только сесть — сразу потянуло ко сну. «Нет, нет, не раскисать! — приказываю себе. — Каждая упущенная минута может быть для Гали роковой».

А надо ли пробиваться к выходу? Архипа, как и меня, могло-отбросить в глубину пещеры. Наверняка так и было. Так и было... Появилась режущая боль в спине. Вгорячах я, должно быть, не замечал ее. И жары этой не замечал. Совсем нечем дышать...

Опять всплыло ощущение далекого детства. Ныряли на спор. Я глубоко ушел под воду, но подняться не мог. Руки и ноги работали с удвоенной энергией, а дыхания не хватало. «Конец», — промелькнуло у меня тогда. И тут же вспомнились слова полковника Корнилова: «...Так вот, братцы, пока человек жив, у него не должно быть таких мыслей».

Я жив. Я еще могу держать обломок лыжи в руках. Бороться! Бороться за человека, попавшего в беду, бороться за себя!..

Но кажется, это были последние отчетливые мысли...

ЧЕТЫРЕ СТЕНЫ

Четыре стены. Белые как снег. Но если на них смотреть, не поднимаясь с кровати в течение трех недель, они покажутся и серыми, и рыжими, и черными. Не увидишь только розовых, золотистых, голубых. Четыре стены. В одной — окно, в другой — дверь. Хочешь, смотри сначала на окно, потом на дверь. Или наоборот, сначала на дверь, потом на окно. При желании можешь угадывать, в каком месте потолка скрыта электропроводка. Занятие, прямо скажем, не из веселых, но для меня и это находка. Теперь я знаю, что проводка велась по оштукатуренным стенам. Заново долбились пазы, потом снова заделывались, замазывались, закрашивались. Но раны есть раны. Как ни шпаклюй — метки останутся.

Можно тренировать и слуховую память. Для пограничников — полезное занятие. Через пять — десять суток будешь досконально знать госпитальный режим, хотя тебя и изолировали от внешнего мира.