Встреча с границей

Станция — еще не конец нашего пути. От нее до пограничного отряда надо добираться на автомашинах. Три грузовика, оборудованных скамейками, идут на одной дистанции, как привязанные. На последнем подобралась шумная компания. Там не умолкают песни. На нашем тихо, слышно, как шипят покрышки по горячему асфальту, спокойно, деловито урчит мотор.

Солнце щедро не по-осеннему. Высокий купол голубого неба до краев наполнен теплым, прозрачным воздухом. Кажется, что вот-вот оттуда польется весенняя трель жаворонка. Только выгоревшая трава да пепельно-серая земля напоминают о времени года. По обочинам дороги торчат, как столбики, любопытные суслики. С приближением автомашин они срываются с мест и с неестественной быстротой ныряют в расщелины потрескавшейся почвы. На телеграфных столбах бесстрашно, словно чучела, сидят степные орлы, подстерегая зазевавшихся грызунов. Как все это не похоже на наши края, где небо уже затянуто тяжелыми тучами, где гуляют северные ветры, моросят обложные дожди.

— Смотри, смотри, — колотит меня в спину Ванюха Лягутин, — джейраны!

Вглядываюсь в серый, бесцветный пейзаж и наконец различаю парочку необыкновенно стройных, красивых животных, пасущихся вдали от дороги. Водитель озорно жмет на сигнал. Питомцы горячих пустынь, как по команде, высоко вскинули головы, на несколько секунд замерли, затем широкими, грациозными прыжками пустились в сторону от нас. Казалось, что они не бегут, а летят, низко распластавшись над землей!

Асфальтированная лента дороги стелется по широкой, почти бескрайней долине. Справа и слева проступают, цепи горных хребтов, пока еще неясные, едва различимые, призрачные. Но впереди уже вырисовываются бесформенные нагромождения гор. Автомашины пошли на подъем. Это еще трудно заметить на глаз, но можно определить по натужному урчанию мотора, постепенному уменьшению скорости.

Песни умолкли. Пассажиры настороженно всматриваются в даль, словно пытаясь разглядеть, что же скрывается там за причудливыми изломами сизого горизонта.

Наверняка Ванюха Лягутин уже все видит, лепит по своему собственному вдохновению. Не беда, если вместо обыкновенных солдатских казарм возникнут восточные крепости.

Петька Стручков не терпит тишины, не переносит молчаливой задумчивости. Он уже со всеми знаком и всем надоел. И сейчас тормошит соседа — моего однофамильца.

— Слушай, шагистики много будет?

— Не любишь? — ответил тот и ладонью смахнул со лба роскошный чуб каштановых волос.

— Кто ее любит? Разве только лошади.

— А что ты любишь?

— Колбасу.

— Копченую?

— Угу.

— Тебя бы сначала дома откормить, потом призывать в армию.

Петька дернул соседа за пышный чуб, но тут же получил сдачу — подзатыльник. Началась возня. С задней скамейки крикнули:

— Эй вы, гусаки, вывалитесь из кузова!

Приближались к перевалу. Серебристая дорога, безбожно петляя, уходила вверх. Кругом — ни одной живой души. Только черные беркуты, словно пикирующие бомбардировщики, бросались вниз по крутому откосу перевала.

Сильнее завыли моторы. Кузов грузовика резко накренялся то в одну, то в другую сторону. Пожалуй, только сейчас дошло до нас строгое предупреждение старшины: «В кузове не спать! Крайним держаться за борта!»

Дорога завивалась все круче. Мотор уже ревел на первой скорости. Часто грузовик проходил по самому краешку обрыва, и тогда нам казалось, что колеса автомашины висят над пропастью. От непривычной высоты, бесконечных крутых виражей, пронзительного визга колес сердце то и дело замирало, словно падало вниз. Дыхание становилось неровным, прерывистым. Моих соседей укачало. Они сидели бледные, с помутневшими, невидящими глазами. Я поддерживал их за плечи. Пришли на ум чьи-то слова:«Подниматься в гору куда легче, нежели спускаться вниз». Каким-то будет наш спуск?..

Наконец мы остановились на ровной, широкой площадке. Перевал взят! Старшина Аверчук обошел автомашины, придирчиво осмотрел новобранцев и, сделав вид, что не заметил бледных лиц, молчком снова сел в кузов переднего грузовика.

К удивлению всех, спуска не последовало. Мы снова покатили по широкой долине с такой же серой, выжженной землей. Впереди показался большой населенный пункт, укрытый зелеными кронами деревьев. На его окраине старшина высадил нас из машин, построил в две шеренги. Правда, и в строю мы не стали молодцеватее. У одних на голове были кепки, у других — шляпы, у третьих — просто копны волос. Об остальном и говорить нечего: широченные и узенькие, дудочкой, брюки, серые, коричневые, зеленые, бежевые, синие, черные пиджаки, пальто, ватники и вообще не поймешь что. Дорога была дальняя, все это смялось, запылилось.

— Смирно! Напра-во! — скомандовал старшина.

Но тут уж совсем кончился всякий порядок, если только он был. Кто повернулся направо, кто налево, а некоторые так неуклюже развернулись, так двинули плечищами своих соседей, что тех вышибло из строя.

— И-эх, пограничники! — только и мог вымолвить Аверчук.