Это был тот самый корабль, который люди нашли на Венере, тот, в котором улетели с нее Мельников и Второв. И который в конечном итоге оказался на Церере.[8]
В дальнейшем нами будет изложена история фаэтонцев с начала их цивилизации. Она рассказана самими фаэтонцами во время их последнего пребывания на Земле, шестьсот лет тому назад».
3
Волгин опустил книгу на колени.
— Только подумать, — прошептал он, — что все это происходило не так уж много времени спустя после моей смерти. Я мог бы дожить до этих дней.
То, что он прочел, произвело на него большое впечатление. В его время, которое даже ему самому казалось уже седой стариной, во второй половине двадцатого века, или, пользуясь современной терминологией, в первом веке коммунистической эры, люди уверенно совершали полеты к планетам солнечной системы! Что же удивительного в том, что сейчас, через девятнадцать веков, они чувствуют себя во всей солнечной системе, как дома. Так и должно быть.
Книга называлась «Пятая планета». Это была та самая книга, которую давно уже рекомендовал прочесть Мунций. Волгин взялся за нее сразу после того, как ему пришлось быть переводчиком на объединенном заседании советов науки и техники, на котором Второв сделал доклад о результатах полета «Ленина».
Многое из того, что говорил командир космолета, было совершенно непонятно Волгину. Слово «Фаэтон», неоднократно упоминавшееся в докладе, возбудило его любопытство. А когда председатель в ответ на заявление Второва, что они не нашли Фаэтона в планетной системе Веги, ответил, что на Земле уже знают об этом, Волгин понял, что настало время ознакомиться с историей вопроса.
Экипажу «Ленина» предстояло еще несколько дней провести в Верховном совете науки. После первого общего доклада, сделанного Второвым, участники экспедиции должны были ознакомить ученых более подробно, каждый по своей специальности. Услуги Волгина при этом не требовались, были доставлены переводчики-автоматы.
Он вернулся в Ленинград с Владиленом и Мэри. И в ожидании возвращения своих новых друзей взялся за «Пятую планету».
Прочитав начало, он задумался. Автор книги восхищался тем, что люди двадцатого века, близкие Волгину по времени, когда они жили, сумели овладеть техникой фаэтонского корабля. Разрыв в полтора тысячелетия не помешал им понять незнакомую технику. «Значит, и я могу понять и освоить технику тридцать девятого века», — подумал Волгин. И эта мысль доставила ему большое облегчение.
Волгин обратил внимание на фамилии двух людей, очутившихся на корабле фаэтонцев и сумевших понять его устройство: Мельникова и Второв.
Те же фамилии носили два члена экипажа «Ленина». Что это, совпадение, или Игорь Захарович и Мария Александровна — родственники первых космонавтов?
Вспомнив о Мельниковой, Волгин нахмурился. Из двенадцати своих современников, так неожиданно прилетевших к нему из бездны Вселенной, с ней одной у Волгина не установились простые и дружеские отношения, она одна тревожила и волновала его при каждой встрече. Тяжелые воспоминания прошлого овладевали им в ее присутствии, и он не мог относиться к ней так же, как к остальным.
Это происходило потому, что Мельникова была очень похожа на погибшую жену Волгина — Ирину. Сходство между ними поразило его, как внезапный удар, еще там, в Космограде, когда он первым встретил космонавтов у выхода из корабля.
Сперва он не заметил ее: Мельникова скромно держалась позади. Его порывисто обнял и долго не отпускал от себя Виктор Озеров. Потом его обнимали Второв, Котов, Станиславская, И вдруг он увидел… Иру!
Она стояла близко от него без шлема, и золотистые волосы свободно рассыпались по ее плечам. На Волгина смотрели черные глаза под черными бровями. Никогда, ни у кого не встречал Волгин таких волос и таких глаз одновременно.
Он впился в нее глазами, взволнованный, не понимая, что перед ним: реальность или галлюцинация, вызванная встречей с современниками.
Мельникова заметно обиделась, не понимая, почему он не обнял ее, как других, а поздоровался с ней сухо и сдержанно.
Только через несколько дней, уже в Ленинграде, Волгин объяснил причину своей «холодности».
— Право, мне очень жаль, — сказала она и протянула ему руку, тонкую, но сильную, как у мужчины.
Он понял, что она знает, как ему тяжело, и жалеет его от всего сердца.
И если бы не сам Волгин, искавший ее общества, они виделись бы редко. Мельникова явно избегала Волгина, пользуясь для этого любым предлогом.
Зато остальные космонавты, в особенности Виктор Озеров, казалось, не могли наглядеться на Волгина и готовы были проводить с ним дни и ночи. Они часами говорили о жизни в двадцатом и двадцать первом веках, вспоминали события, которые для одного были будущим, а для других прошлым, но произошли как будто при их первой жизни. Подобно Волгину, космонавты называли свою теперешнюю жизнь второй жизнью.