Встать, суд идет! (сборник)

С Вадимом Таня познакомилась на дне рождения подруги. Они сразу отметили друг друга, переглянувшись за именинным столом. Не искорка страсти пробежала, а трезвое сознание подсказало: мы подходим друг другу. И потом бурная любовь не запылала. Возможно, Тане не дана была способность любить мужчину, как не наградил ее бог музыкальным слухом.

Человек может прожить, не увидав моря, не попробовав ананаса, не услышав классической музыки, – и ничего страшного с ним не происходит, свою жизнь он не считает пропащей. Сожалеть о том, чего не хочется, глупо.

Их союз с Вадимом спаяли не любовь и даже не сердечная дружба, а взаимная выгода, комфорт совместного существования. Они много работали, полноценный отдых, пусть и короткий, был необходим. И тратить его на взаимные претензии, упреки, капризы – не рационально. Правда, однажды, услышав песню в исполнении Нани Брегвадзе: «Просто встретились два одиночества», Таня подумала, что это про них с Вадиком.

Он не хотел ребенка, Таня настояла – ей скоро тридцать, куда дальше тянуть. Вадим поставил условие: отселяемся от твоих родителей, у нас должна быть своя семья. И тогда родители совершили ужасную ошибку: продали свою трехкомнатную квартиру в тихом центре, купили себе однокомнатную на окраине. Разницу в деньгах отдали Вадиму, который еще взял кредит в банке и купил двухкомнатную квартиру в новом престижном жилом комплексе. Все сделки были совершены до того, как Таня с Вадимом расписались.

Когда Игорьку исполнилось полгода, Таня вышла на работу. Отделением тогда заведовал Сергей Семенович, Эсэс, как его все звали. Татьяна была его любимой ученицей. Эсэс хворал и собирался на пенсию, мечтал оставить отделение Татьяне, но требовалось хотя бы еще годик поработать вместе.

Няней стала бабушка, мама Татьяны. И папа практически поселился в новой квартире. Он помогал ухаживать за Игорьком, да и не скажешь пожилому человеку, чтобы отправлялся на ночь глядя к черту на кулички. Без мамы Татьяна ничего не добилась бы в карьере. Ночные дежурства плюс наезды в клинику по выходным. Это завел еще Эсэс: если никто из хирургов отделения не дежурит по больнице, то приезжают по очереди, один – в субботу, другой – в воскресенье. Пусть на полдня, но приезжают, делают перевязки. Вот и выходило у Тани, что каждый третий выходной в месяц был рабочим.

Иногда она мысленно корила себя: «Я плохая мать», – но тут же вспоминала, как американец, присутствовавший на ее операции, сказал, что она, Татьяна, хирург от бога. Возможно, сыну не повезло с мамой, зато повезло с бабушкой, а еще больше повезло Татьяниным пациентам, которых она отводит от невидимого края могилы.

Вадима присутствие тещи и тестя раздражало. Татьяна не соглашалась на то, чтобы старики с ребенком перебрались к себе. «Мы и так мало видим сына, – говорила она, – а если переедут, вообще оторвемся от Игорька, ведь не наездишься к ним».

Мягко говоря, муж был нечадолюбив. Он никак не участвовал в воспитании дочери от первого брака и к трогательному взрослению сына, которое Таня отмечала ежедневно, был равнодушен. Вадим ссылался на мнение каких-то ученых, утверждавших, что отцовская любовь просыпается, когда с ребенком возможно интеллектуальное общение. «Было бы чему просыпаться», – тихо комментировал Танин папа, который обожал дочь еще до ее появления на свет. Родители видели, что у Тани в доме неблагополучно. Вроде мирно, но холодно. Без ссор, но и без радости.

Даже когда семья создается по большой любви, неизбежны конфликты, трудности, преодоления. А когда семья – добровольное партнерство, она вообще нежизнеспособна. С партнерами имеют дело, пока те выполняют договорные обязательства. А кому нужен партнер, который нарушает правила игры? Татьяне казалось, что Вадим-партнер должен пожертвовать удобствами ради сына. Вадим считал, что Таня-партнер пренебрегает его интересами в угоду бабским глупостям.