Встать! Суд идет

— Напустилась сразу: никуда оно из дому деться не могло, поищи, говорит, у себя в сумке. Но я ведь своими руками положила в вазочку. Я всю сумку, все карманы вывернула, а она говорит: посмотри лучше. Тут Митя зашел, Василий Демидович. Мы стали вчетвером искать. И на трельяже, и под ним, под кроватями, шкафом. Ковер подняли… Я уж думала, на кухне, может быть, оно. Как бывает: подумаешь сделать, а не сделаешь. Сначала-то я его там сняла. И кухню всю обшарили, ведро для мусора перевернули. Нету… Валентина говорит: не может оно пропасть, мол, подороже вещи лежат и не пропадают. Конечно, ей-то что: Вася купит, Вася достанет. За мужниной спиной хорошо, а когда сама бы трудовую копейку в дом несла, не так бы пела.

— Вы тщательно искали?

— Еще бы. И в столовой, и в коридорчике. Какие там пельмени… Так и ушли. Несолоно хлебавши и без кольца.

— Вы давно знаете семью Чупихиных?

— С Валентиной в одном техникуме учились. В пищевом.

— Выходит, давние подруги?

Бражникова вздохнула:

— Так живешь-живешь, знаешься с человеком, а… — Она не закончила.

Мы помолчали. Неприятная история. Между двумя подругами.

— Тамара Егоровна, какие все-таки у вас подозрения?

— Какие могут быть подозрения? Кольцо я сняла, это точно. Я же в своем уме! И рюмочки еще не выпили. В воздухе же раствориться оно не могло. Из дома Чупихиных я не выходила. Митя его не брал. И зачем это ему, когда он сам и подарил? Не знаю, не знаю, товарищ прокурор, вещь дорогая. У нас попробуй недодать сдачи пять копеек, скандал. А тут почти восемьсот рублей. Мне пять месяцев работать. Надо разобраться.

Прямо обвинить подругу в вероломстве Бражникова не решилась. Но…

— Тамара Егоровна, может быть, еще отыщется. Будут уборку делать… — попытался я смягчить ее настроение.

Но это была безуспешная попытка:

— Какая уборка, товарищ прокурор? Я сама каждую щелку осмотрела. Надо искать по горячим следам. Еще скажут, вообще не было никакого кольца. Я потом и виноватая окажусь. Нет, ищите! — сказала она стойко.

Я вызвал через Веронику Савельевну, секретаршу, следователя и попросил заняться заявлением Бражниковой.

Когда я попросил зайти ко мне Ингу Казимировну Гранскую, то, пожалуй, исходил из тех соображений, что она была загружена из всех следователей наименьшим образом. Хотя слово «наименьший» весьма и весьма относительно. К работникам прокуратуры это никак не отнесешь.

Инга Казимировна слыла особой со странностями. Сорок лет, незамужняя. При этом обаятельная женщина с острыми и оригинальными суждениями.

В областной прокуратуре поговаривали, что ее холостячество — результат какой-то трогательной и грустной истории. Будто бы пережила она яркую и самозабвенную любовь, из-за чего и окончила юридический, бросив архитектурный институт. Но тот, ради которого это было сделано, женился на другой. Глядя иногда на Гранскую, ее точеный профиль, красивые светлые волосы, прекрасный цвет лица, я думал: как хороша должна была быть соперница, чтобы затмить Ингу Казимировну. Впрочем, жизнь нередко до нелепости не логична. А любовь зла…

Я знаю сам, что к Гранской подкатывались женихи даже здесь, в Зорянске. Достойные, как говорят, мужи… Кое-кто просил меня быть посредником. Но во-первых, мое служебное положение исключало такую миссию. А во-вторых, надо было знать следователя: и в шутливой форме любой намек на сватовство мог кончиться далеко не шуткой. Инга Казимировна за словом в карман не лезла.

Слыхивал я — а что укроется в нашем маленьком городке? — что тот самый избранник ее приезжал к Гранской с покаянием. И уехал ни с чем. То, что это могло быть правдой, доказывает грусть, совпавшая с указанным временем и никогда раньше за ней не замечаемая. Потом какая-то яростная вспышка энергии. Словно Инга Казимировна топила в работе любую возможную слабость.

И прозвище у Гранской под стать: за глаза ее называли Казимир. За мужскую логику, за твердость и собранность.

К ней и попало дело о золотом кольце с бриллиантом в три четверти карата.

Через несколько дней после визита Бражниковой Гранская поделилась со мной впечатлениями по делу.

— Кольцо у Бражниковой действительно видели в тот день сослуживцы. После работы она, не заходя домой, направилась в гости к Чупихиным. Валентина Чупихина подтверждает, что ее подруга сняла кольцо, когда обе женщины хлопотали на кухне, и по ее же совету понесла его в спальню, чтобы положить на трельяж. Больше Чупихина кольца не видела.

— Она входила в спальню до того, как обнаружилась пропажа? — спросил я.

— Входила. Снять халат и надеть платье. Но кольца на трельяже не заметила.

— Может, рядом с окном в спальню водосточная труба или пожарная лестница?

— Ничего такого нет. Если можно проникнуть через окно, только по веревке с четвертого этажа. Но в это время в квартире наверху никого не было. Я проверила. И даже если бы кто и был, спускаться среди бела дня в помещение, когда там люди. Нелепо. Это ведь не алмазные подвески королевы.

— Кого? — переспросил я, не поняв.

— «Три мушкетера» помните?

— Да, разумеется. Подвески королевы, подаренные английскому герцогу и привезенные на бал д’Артаньяном…