– Но это же глупо! – возмутилась моя спутница. – Пару недель назад, когда я
столкнулась с тобой на Гринвич-Черч-стрит,
ты утверждал, что тебя зовут Джон. Но это что – мне пришлось напомнить, что меня
зовут Ванесса, поскольку ты настаивал,
что мы не знакомы.
– А что было дальше? – спросил я.
– Я решила, что это что-то вроде испытания, – призналась Ванесса. – А затем
ты привел меня на квартиру и утверждал, что
другой у тебя нет, хотя я уже бывала в твоей норе в Брикстоне.
– А смогла бы ты снова найти это место? – поинтересовался я.
– Да без труда, – отозвалась Несс, – там, рядом еще газетный киоск.
Мы вышли из парка и направились в центр Гринвича. Ванесса показала мне
дверь квартиры, но, как и следовало ожидать,
она была заперта. Мы пошли к реке и стали смотреть на сады Собачьего Острова. Мы
шли вдоль Темзы, по крайней мере
там, где к берегу можно было приблизиться, двигаясь в направлении Дептфорда.
Вдоль берега высились плавучие дома и
промышленные сооружения. Мы достигли аллеи, и пошли по ней в сторону ворот.
Кругом росли какие-то колючие кусты, а
на поверхности воды плавно покачивались использованные одноразовые шприцы.
Я смотрел на реку, когда Несс обняла меня и поцеловала. Я опустил правую
руку в карман и извлек оттуда связку ключей,
два из которых были от моей квартиры в Брикстоне, а остальные, как я
инстинктивно чувствовал – от иных тайных врат. Я
взял мою спутницу за руку и повел ее обратно к двери, которая еще двадцать минут
назад представлялась мне
непреодолимым барьером. Я попробовал открыть замок подъезда, и он поддался. Два
других ключа распахнули перед нами
дверь квартиры на втором этаже. Берлога оказалось неубранной; на книжной полке
стояло несколько книг, в шифоньере -
немного одежды. Молоко в холодильнике прокисло. Я поднял монографию
“Политическая философия Бакунина: научный
анархизм”, которая лежала на полу. Книга была открыта на странице девяносто
один. Рядом с названием главы “Бунт против
природы Вселенной невозможен” кто-то написал на полях, что “Единственный
необходимый бунт – это бунт против
естественного закона смерти, который алхимики считали ненужным помрачением
вселенского света. Тайна философского
камня заключалась именно в его способности давать душе бессмертие”.
– Это ты написал в последний раз, когда мы были здесь, – пискнула Ванесса.
– Мы позанимались любовью, а потом ты
перестал говорить, что тебя зовут Джон, и принялся стонать и спрашивать, где ты
очутился. Потом взял книгу с полки,
прочел несколько фраз и написал на полях вот эту самую заметку.
– А что потом случилось? – спросил я.
– Ты был голоден и мы пошли в китайскую забегаловку, – выпалила Несс.
– Тошниловка, – заметил я, порывшись на задворках памяти. – Пойдем-ка туда,
я хочу, чтобы ты нагуляла немного жирку.
Я заказал еду – двойную порцию для Ванессы и обычную порцию жареных овощей
с лапшей для себя. Официантка
принесла нам японский чай, и я выпил две чашки перед тем, как принесли блюда. Я
ел молча и закончил намного раньше
Ванессы. Она попыталась оставить большую часть еды на тарелке, но я заставил ее
съесть все до последней крошки. Эта
девушка, эта Богиня была пока что далека от моего метафизического идеала. Ее
можно будет использовать только после
того, как она слегка поправиться. Я хотел, чтобы ее руки, бедра, живот и груди
округлились так, чтобы надетое на ней
красное платье лопнуло по швам.
После китайской забегаловки я повел Несс в ближайшую кебабную, где купил ей
здоровенную порцию жареной
картошки. По пути домой на автобусе я доставал из пакета картошку, запихивал
Ванессе в рот и заставлял тщательно
пережевывать. Когда мы вернулись в Брикстон, я отвел Богиню к себе на квартиру,
скормил ей там несколько порций
мороженного и влил в глотку пару бутылок пива. Когда она начала жаловаться, что
ее тошнит, я сказал ей, что все это входит
в программу магического обучения. Тогда она перестала жаловаться, а я с
вожделением представил себе, как округляется ее
брюшко. Надо торопиться, надо заставить ее толстеть как можно быстрее, поскольку
я просто не могу позволить себе
роскошь ждать слишком долго.
***
Заказав обед из индийского ресторана с доставкой на дом, я ушел, оставив
Ванессе денег, чтобы расплатиться с курьером.
Затем я доехал на метро по линии “Виктория” до Воксхолла. где пересел на главную
линию. Мортлейк – станция безлюдная,
и я был единственным пассажиром, который там вышел. Я двинулся по Норт-Уорпл-Уэй
путем пилигримов, навещающих
могилу покойного сэра Ричарда Бертона на римско-католическом кладбище возле
церкви Св. Марии Магдалины. Меня,
впрочем, интересовало вовсе не место упокоения человека, посетившего Мекку в
одеждах паломника и переведшего “Сказки
тысячи и одной ночи”. Мортлейк был мне дорог тем, что в этой деревне некогда жил
Джон Ди, который там же и похоронен,
хотя никто не знает точно где. Я шел мимо приходской церкви Девы Марии, и по
правую сторону от меня лежало все, что
осталось от имения Джона Ди – стена фруктового сада. Протестантское кладбище,
окружавшее церковь, было местом многих
странных событий; среди прочих реликвий там имелась арка, находившаяся под