Встан(в)ь перед Христом и убей любовь

– Елизавета I посетила Тильбюри восьмого августа 1588 года для того чтобы

поднять англичан на последний бой! Но

через девять дней герцог Пармский вывел свои войска с голландских берегов!

– К чему ты мне рассказываешь всю эту христианскую белиберду? – захныкала

Несс.

Я понял, что этой девице ничего не втолкуешь и провел ее через маленький

музей на пороховые склады, где обо всем этом

можно было прочитать на больших стендах в такой ясной форме, что даже самый

примитивный разум усвоил бы эту великую

повесть, этот основополагающий миф того самого общества, которое я поклялся

стереть с лица земли! Затем я провел

Пенелопу через плац к западному бастиону, где она снова принялась жаловаться на

холод. Тогда в отчаянии я предложил

моей спутнице зайти в кирпичную часовню, отличавшуюся обветшавшим убранством,

черепичной крышей с коньком и

карнизом-модильоном. В часовне я велел Пенелопе улечься на скамью, чтобы я смог

ввести ее в транс. Сделав это, я начал

выпытывать у глупой девки кем она была в своих прошлых существованиях.

– Берег каменистого острова оказался таким крутым, что на расстоянии полета

стрелы от него море все еще оставалось

глубиною в семь морских саженей, – бормотала Несс. – Затем днище ударилось о

скалы, и корабль тут же раскололся, причем

форштевень зацепился за рифы, палубные же надстройки буквально вышвырнуло на

берег, так что все трюмы заполнила

вода, и корпус полностью ушел под волны; только верхняя палуба и выступающие

части по-прежнему оставались над

уровнем моря, но штормовые валы перекатывались через них так часто и с такою

яростию, что те, кто чаял найти там

спасение, очутились в немногим лучшем положении, нежели очутившиеся в иных

частях корабля, и посему каждый пытался

удержаться, уцепившись за что-нибудь, там, где его настигло крушение, надеясь,

что волнами нас рано или поздно вынесет

на берег, в то время как со всех сторон раздавались испуганные крики, ибо все мы

в один голос взывали к милосердию небес.

– Продолжай! – приказал я Пенелопе, когда та на мгновение замолчала.

– И поскольку большинство людей обнаружили бочки или доски, плавающие по

соседству, или иные средства в том же

роде, при помощи которых они надеялись выплыть на берег, а также поскольку

корабль явно погружался все глубже и

глубже, они один за другим устремлялись в волны; но те, кто плохо плавали и по-

прежнему оставались на палубе, заметили,

что мачта, кренясь под порывами шторма, грозит опрокинуть судно, и приняли

решение спилить ее, для чего подрезали

ванты с наветренной стороны, и тогда мачта рухнула в сторону суши, к которой они

находились так близко, что в падении

конец ее чуть не коснулась берега. Поскольку каждый ждал только наилучшей

возможности, дабы спастись самому, а мачта

легла так, что напоминала мост, по которому, мнилось, можно достичь суши почти

не замочив ног, все, кто был в состоянии,

ринулись к мачте, и вскоре люди уже усеивали ее на всем ее протяжении. Но в тот

же миг три или четыре больших волны

налетели на мачту и подняли ее с такою силою, что те, кто цеплялись за нее, были

унесены откатившими волнами в открытое

море, где запутались в сорванном парусе, словно в сети, так что никому из

предпринявших эту отчаянную попытку, не

удалось добраться до берега ни живым, ни мертвым.

– Не останавливайся! – взмолился я, как только Ванесса вновь смолкла на

миг.

– Теперь все море было усеяно сундуками, копьями, бочками и многими иными

вещами, сопутствующими горестному

зрелищу гибели судна, которые плавали вперемешку с людьми, тщащимися добраться

до спасительного берега. Картина сия

была печальна для взора и трудно пересказать все страдания, коим бушующее море

подвергало несчастных, ибо повсюду

глаз натыкался то на беднягу, который несколько раз взмахнув руками, сразу же,

захлебнувшись соленой водою, отправлялся

к рыбам; иные же, чувствуя, что силы их убывают, препоручали себя воле Божией и

тоже шли ко дну; были и такие, кто,

раненые обломками или оглушенные волнами, отпускались от спасительного предмета,

и тогда их швыряло на скалы, или же

такие, кого пронзали плавающие в волнах в изобилии копья или доски, усеянные

корабельными гвоздями, так что по воде во

многих местах расплывались красные пятна крови, пролитой теми, кто принял свою

смерть от острой стали.

– Не смей останавливаться! – вновь воскликнул я.

– Между тем остов корабля раскололся на две части, так что ахтерштевень

оказался на одной, а ют, на котором нашли

спасение не умевшие плавать, и посему не решившие довериться ни мачте, ни волнам

(ибо печальную участь своих

товарищей они видели собственными глазами) – на другой. Как только судно

окончательно распалось, море принялось за его

обломки с удесятеренной яростью, и волны начали нести их к берегу, то утягивая

под воду, то подбрасывая вверх, швыряя из

стороны в сторону, и мы плыли вместе с ними, пока господу не стало угодно

выкинуть нас на берег в таком отдалении от

моря, что откатывающие валы уже не могли вновь утянуть нас в кипение прибоя, и

таким образом все, кто еще оставался жив

к тому времени, были спасены.

– Что тут происходит? – спросил вошедший в часовню служитель из Общества