Встань и иди. Иначе нельзя

Я не могу представить себе, чтобы мой прапрадед — офицер царский армии — когда-либо поднял бы на меня руку. Да я в жизни более трепетного и нежного человека не видела! Папа мой такой же. Правда, однажды он попробовал меня наказать физически. Мне тогда было 8 лет…

Помню, мы с родителями должны были в этот день пойти в кино. На радостях я прогуляла тренировку в спортшколе, а когда пришла домой, в красках расписала родителям, как здорово прошел урок. Правда, тогда я не знала, что учительница уже звонила родителям с вопросом, а где ваша дочь. Родители отправились в кино без меня. Тогда мы жили в сталинке на Садовой на седьмом этаже, и я, оказавшись в закрытой комнате, не нашла ничего лучше, чем попытаться добраться до кинотеатра «Форум» через окно с помощью строительных лесов (в это время дом ремонтировался).

Когда я поняла, что не смогу таким способом спуститься, попыталась взобраться обратно, но не смогла. Я постучала в окно соседки. Клавдия Леонидовна обомлела, побежала во двор, позвала на помощь какого-то мужчину, который смог перевеситься через окно и поднять меня. Когда родители вернулись, соседка в красках рассказала им о моем похождении.

На семейном совете было решено меня наказать! Папа обреченно взял тоненький ремешок из маминых брюк и сказал: «Если не думает твоя голова, то будет думать твоя попа». Он наклонил мою голову, зажал меня между коленями, но не успел занести руку, как я вцепилась ему зубами в ногу. Потом я рванула в кухню и спряталась. Больше даже попыток физических наказаний со стороны папы никогда не было!

Я понимала, что отец просто не может этого сделать. У каждого человека есть граница собственной дозволенности. Он меня мог наказывать молчанием. Но я знала, что, даже не общаясь со мной, он меня любит, но безумно расстроен тем, что я делаю. И меня это угнетало страшно! Это было хуже, чем тысяча встреч с ремнем!

Вообще мне кажется, когда человек не в состоянии объяснить, когда он проигрывает бой интеллекта (у него нет аргументов) — вот тогда он берется за ремень, прыгалки и т. д. Но родитель всегда должен помнить: чем больше он поднимает руку на ребенка, тем более серьезный бумеранг ему вернется, когда этот самый ребенок вырастет. Причиненная ребенку боль загоняет его во внутренний угол. В душе человека начинает расти уверенность в уязвимости, уверенность, что он не может избежать этой боли, а особенно если она постоянна, как воспитательная методика.

Самое страшное — это смирение перед неизбежным наказанием, когда маленький человек идет как на заклание. И не нужно потом говорить про неуважение по отношению к матери, отцу, старикам. Родители сами же порождают это неуважение!

Но больше всего меня пугает, когда физически наказывают маленьких детей. Проблема в том, что ребенок не понимает, за что его наказывают. Если вы спросите у какого-нибудь малыша, почему он наказан, то услышите в ответ: «Потому что я себя плохо вел». «А что ты плохого сделал?», — спросите вы. Он повторит: «Я себя плохо вел!» Он не сможет ничего конкретного сказать! Дети начинают говорить себе, что они плохие, а почему плохие — не знают. А ведь малыши очень верят взрослым, особенно мамам и папам.

Эти слова, как гвозди, впиваются в мозг и там торчат: «Я плохой». Так рождаются и растут комплексы. Гениальный совет мне дала моя приятельница врач-психолог из госпиталя Бурденко. Она всегда говорила: «Нельзя наказывать ребенка сгоряча, сначала остынь!»

Я приучила себя, что нужно выходить в другое помещение, успокаиваться там. После чего я обычно выходила и, садясь на уровень глаз ребенка, разговаривала с ним. Помню, как сказала Климу: «Мне придется тебя наказать. Я сейчас расскажу тебе, за что я тебя наказываю. Мы не пойдем с тобой в цирк, потому что ты безобразно себя вел: ты кричал, топал ногами, валялся на полу, все смотрели и говорили, что ты дикий звереныш…»

Эту историю Клим запомнил на всю жизнь. Мы с ним пошли в цирк на Цветном бульваре, и перед входом он увидел большой гелевый шар. Он захотел, чтобы я его купила. Я стала его уверять, что мы не можем пойти в цирк с шаром — шар большой, и мы можем помешать другим людям смотреть представление. Я пообещала, что мы обязательно купим его после представления. И тут началось шоу! Он кричал, он катался по асфальту и вопил: «Хочу шарик!» Меня это потрясло!

Я его спокойно подняла, но он продолжал визжать. В этот момент к нам подошла скромно одетая женщина и спросила, нет ли у нас лишнего билета. Я ей подарила наши билеты. В эту секунду Клим закричал: «Мои билетики!» Я ответила: «В цирк ты не пойдешь, потому что себя так безобразно вел и не слушал маму». Он орал всю дорогу, он причитал, он завывал: «Мои билетики! А как же цирк, а как же шарик?!»

Когда мы пришли домой, я разревелась на кухне. Мне казалось, что я никогда не научусь воспитывать детей и вообще все ужасно.