Вспомнить всё

– Мы должны помочь! – в отчаянии воскликнул Джек. – Не военным, а им – людям! Миллионы людей погибнут!

– Мы не можем им помочь. Мы не боги. Мы всего лишь смертные с паранормальными способностями. И мы поможем – если они примут нашу помощь, позволят нам помочь. Но мы не можем заставить их принять наши взгляды. Мы не можем ввести в правительства членов Гильдии – если сами правительства того не захотят.

Крепко держа металлический ящик, Джек на еле гнущихся ногах спускался вниз по лестнице. Потом он вышел на улицу. И направился обратно – в школьную библиотеку.

За ужином, когда за стенами хибарки уже сомкнулась темная ночь, он оглядел присутствующих – всех выживших членов Гильдии.

– Вот как обстоят дела. А общество вообще ничего не предпринимает. Не вредит нам – но и не помогает. Бесполезно! Все, что мы делаем здесь, бесполезно и никому не нужно!

И он изо всех сил треснул кулаком по источенной жучками столешнице.

– Мы сидим тут и гнием заживо, а в это время коммуны разваливаются и жалкие остатки цивилизации гибнут!

Тельма с бесстрастным видом наливала себе суп в тарелку:

– Мы исцеляем больных, предсказываем будущее, подаем мудрые советы и творим чудеса.

– Мы это тысячи лет уже делали, – горько ответил Джек. – Сивиллы, ведьмы исстари селились на безлюдных холмах и пустошах. Неужели мы не можем пойти и помочь? Почему мы всегда остаемся в стороне и не вмешиваемся – хотя единственные понимаем, что происходит?! Мы стоим и просто смотрим на то, как слепые идиоты ведут человечество к гибели! Мы что, не могли просто взять и предотвратить войну?! Заставить их заключить мир?!

Портер вяло возразил:

– Мы не хотим им ничего навязывать, Джек. И ты прекрасно это знаешь. Мы же им не хозяева. Мы хотим им помогать, а не контролировать.

Ужин продолжился в мрачной тишине. Потом Дорис заметила:

– Все проблемы – от правительств. Политики не хотят делиться с нами властью.

И она печально улыбнулась Джеку через стол:

– Они знают, если допустить нас к управлению, придет время, когда они сами станут не нужны.

Тельма с аппетитом набросилась на еду – сушеные бобы и жареный кролик со скудной подливой.

– Ну, положим, сейчас правительства никакого нет. Не то что перед войной. Не называть же мэров коммун правительством! Это слишком громкое для них название…

– Они принимают решения, – возразил Портер. – Они решают, как развиваться коммуне, как ей жить.

– Я знаю, что на севере есть коммуна, – сказал Стивен, – в которой рабочие перебили чиновников и захватили власть. Так вот, они влачат жалкое существование. Скоро все вымрут.

Джек оттолкнул свою тарелку и поднялся на ноги.

– Я пойду на крыльце посижу.

И он вышел из кухни, прошел через пустую гостиную и открыл мощную сейфовую наружную дверь. Вокруг него тут же завихрился холодный вечерний ветер, и он, ослепленный, на ощупь добрался до перил и там встал, засунув руки в карманы. Проморгался и принялся смотреть в поле, ничего на самом деле не видя.

Ржавый автопарк уже разъехался. Ни души, только усохшие деревья качают ветвями над дорогой и в мертвой листве шелестит ночной ветер. Какое безрадостное зрелище. Над головой прерывисто взблескивало несколько звездочек. Где-то вдалеке какой-то хищник с треском ломился через кусты, преследуя добычу – дикая собака или получеловеческое существо из тех, что обжились в подвалах разрушенного Чикаго.

Через некоторое время на крыльцо вышла Дорис. Она молча приблизилась и встала рядом – темный тонкий силуэт в ночном мраке. И зябко обхватила себя руками.

– Ты не попытаешься еще раз? – тихо спросила она.

– Двенадцать попыток – вполне достаточно. Я… я не могу изменить его. У меня нет этих способностей. Я не слишком владею искусством убеждения…

И Джек беспомощно развел ручищами:

– Он такой маленький, хитрый, суетливый. Прямо как Тельма – костлявый и невероятно болтливый. И вот я возвращаюсь туда раз за разом – и что? Ничего у меня не выходит…

Дорис задумчиво погладила его руку:

– А какой он, город? Я никогда не видела довоенных городов. Многолюдных, настоящих. Я же родилась в военном лагере, ты помнишь?

– Тебе бы понравилось. Люди смеются, спешат по своим делам. Кругом машины, плакаты – жизнь бьет ключом, короче. Я там каждый раз чуть с ума не схожу. И каждый раз жалею, что увидел. Жалею, что могу ходить туда-сюда.

И он махнул рукой в сторону перекрученных деревьев:

– Это в десяти шагах от тех деревьев. Но все – ничего больше нет. Даже для меня этого нет. А когда-нибудь и я не смогу туда снова шагнуть – как и вы все.

Дорис не понимала:

– Разве это не странно? – пробормотала она. – Я могу передвинуть любую вещь. А вот себя в прошлое, как ты, переместить не могу.

И она легко пошевелила пальцами – и в темноте что-то шлепнулось о перила, и она наклонилась, чтобы подобрать это.

– Видишь, какая красивая птичка? Я ее только оглушила, не убила.

И она подбросила птицу вверх. Та криво замахала крыльями и все-таки сумела долететь до кустов.

– У меня получается только оглушать.

Джек недовольно пробормотал: