Вспомни обо мне (ЛП)

— Хорошо, — сказал он, глядя на свои сжатые руки, и я видел, как вращаются колесики в его мозгах, когда он обрабатывал то, что я ему говорил. — Итак, я был здесь раньше?

— Да был.

— Именно поэтому я и знал об этом. Насчет коридора.

— Да, это так.

— О, Господи! — сказал он и улыбнулся, а его глаза наполнились слезами. — Значит, я не схожу с ума.

То, что он на минуту усомнился в себе, мучило меня чувством вины.

— Нет. Это не так.

Он засмеялся и вытер глаза рукавом футболки.

— А тако? Ты делал их для меня? Со своей приправой?

— Да, делал.

— Неужели я уже знал, что они так хороши, когда ты хвастался вчера вечером?

«Черт».

— У тебя не было возможности попробовать.

— Почему нет? Эй, ты их сжег?

Я покачал головой.

— Это было в тот вечер, когда я отвез тебя в больницу, — когда улыбка Рида спала, я потер челюсть. — У тебя были головные боли. Ужасные головные боли. Это оказалось более серьезным, чем предполагалось.

— Это был тот вечер, когда мне сделали операцию?

— Да.

— Выходит… ты дважды спас мне жизнь.

Я не ответил, позволив его дедукции зависнуть в воздухе в качестве подтверждения. Погрузившись в раздумья, он чертил круги на подлокотнике кресла, в то время как мне приходилось заставлять ногу перестать подпрыгивать от беспокойства.

Пальцы Рида перестали двигаться, и его голова взлетела вверх.

— Но... боулинг.

— Ты помнишь боулинг? — интересно, что именно заставило его выглядеть таким испуганным, когда это был такой хороший вечер. Пытаясь разрядить обстановку, я сказал, — Ты был ужасен. Наверное, ты вспомнил, как твой шар раз за разом скатывался в желоб.

— Это... не... — он тяжело сглотнул, его грудь начала быстро двигаться вверх и вниз.

— Скажи это… — пытался помочь ему я.

— Мы были... друзьями?

— Да.

— Просто... друзьями? — его дыхание было таким тяжелым, что я подумал, что он может начать задыхаться, но, когда я потянулся к нему, чтобы успокоить, он дернулся.

— Рид, просто дыши. Я все объясню, но мне нужно, чтобы ты успокоился. Тебе нужен пакет?

— Нет, мне не нужен пакет, — отрезал он. — Мне нужна правда. Я помню, — лицо его нахмурилось, когда он закрыл глаза и глубоко вздохнул, — я ревновал. К парню в красной рубашке.

Мое сердце бешено билось в груди, когда воспоминания о том вечере вернулись с яркой ясностью.

— С чего бы мне ревновать к парню, Олли?

— Я и не догадывался, что ты тогда ревновал.

— Тогда? Что это значит?

— Это значит, что мы были... близкими.

Это был как удар.

— Близкими? Близкими как лучшие друзья?

Я покачал головой.

— Не только как лучшие друзья, нет, — Рид уставился на меня, и я не мог определить, понимал ли он меня или был в шоке. — Ты понимаешь, что я тебе говорю?

— Нет, — прошептал он, но его лицо выдавало ложь.

— Ты еще что-нибудь помнишь? Обо мне? О нас?

— Нас, — повторил он, сжимая челюсти. — Нет, не могу сказать, что помню что-то о нас. Есть что-нибудь, о чем ты хотел бы мне рассказать?

Я уже чувствовал, как поднимаются защитные стены Рида, как от них отталкивается волна, даже когда он слушал. Однако открытого понимания не было, что означало, что независимо от того, что я скажу, это не будет хорошо.

С тошнотворным чувством страха в животе я сказал:

— Позволь мне сначала сказать, что я всегда действовал в твоих интересах, Рид. Клянусь Богом. Я бы никогда не причинил тебе боли и не заставил бы делать то, чего ты не хочешь. Я никогда этого не делал и никогда не сделаю.

— Правда. Конечно. Может, перейдем к той части, где есть «мы»? Поскольку я действительно хотел бы понять то, что, черт возьми, ты говоришь, что я принял решение сделать, в то время как был временно не в себе.

Дерьмо. Он был расстроен. Смущен. Встревожен. И очень сильно зол. Я хотел показать ему записку, которую носил с собой в кармане, но не мог же я подарить ему сегодня этот священный кусочек головоломки. Не тогда, когда он был в таком состоянии.

— Ты мне небезразличен, Рид. И какое-то время... ты тоже заботился обо мне. Это все, что имеет значение.

Его ноздри дернулись, когда он уставился на меня, его челюсть сжалась так сильно, что я подумал, что он может раскрошить свои зубы.

— Я не... верю тебе, — процедил он сквозь стиснутые зубы.