Вспомни обо мне

На экране телевизора я увидел Веру. Она плескалась в реке, и солнце играло ее слипшимися, влажными от долгого купанья волосами. Я знал эту кассету наизусть, я часто просматривал ее после смерти жены, иногда плакал… Вера там была в ярком, бирюза с оранжевым, купальнике, слегка загорелая (загар вообще не прилипал к ней, под солнцем она становилась розовато-кремовой, как зефир), веселая, счастливая, и, глядя на нее, становилось понятным, как же хрупка человеческая жизнь и как слаб человек перед какими-то болезнями, вирусами, что он слишком уязвим, чтобы жить долго…

Когда я уходил, телевизор не работал, это точно. И кассета лежала на полке, в определенном месте, и только я один, как мне казалось, знал, где ее можно взять. Кто же побывал в квартире в мое отсутствие? Кому понадобилось вставлять ее в видеомагнитофон, чтобы я, войдя к себе домой, вновь увидел Веру… Тому, кто желал мне зла. И этим человеком, как мне думается, была сама Вера.

Я на дрожащих ногах подошел к телевизору, все выключил, и в комнате стало тихо. Надо было хотя бы немного поспать, прийти в себя после обрушившихся на меня событий. Перед глазами все еще маячили чудовищные по своему цинизму картины кладбищенской колдовской жизни: изъеденный червями труп неизвестного мужчины, его огромные испорченные зубы, бледное лицо Лени Охрименко, серьезное и сосредоточенное лицо Марка Садовникова… А в ушах до сих пор стоял тревожащий душу шорох полуистлевшей одежды в момент, когда тело перекладывали на носилки…

Я вошел в спальню, снял халат и, оставшись голым, лег под остывшее, холодное одеяло. Мне надо было уснуть, уснуть во что бы то ни стало, иначе мои ночные кошмары плавно перейдут в день и доконают меня, превратят на долгие часы в совершенно больного, разбитого человека. Я закрыл глаза и тут же услышал шаги в прихожей… В этот момент дверь распахнулась, кто-то в черном очень быстро, птицей, влетел в комнату и брызнул в меня чем-то холодным, душным, смертельным…

И я умер.

13

– Марк, если ты не позавтракаешь, я не выпущу тебя из дома. Ты всю ночь где-то…

– Ну?! Скажи еще, шлялся. Рита, ну нет у меня аппетита, а про то, где я провел ночь, ты отлично помнишь, и не делай вид, что все забыла. Да ты только об этом и думаешь, я же тебя знаю…

– Марк. Ну хотя бы один бутерброд, прошу тебя. Впереди длинный и трудный день. Фабиола, доченька, скажи своему папе, чтобы он поел!

Они сидели за столом, над которым горела огромная, фарфоровая, в форме тюльпана, лампа. Хмурое дождливое утро за окном не предвещало ничего хорошего. Рита сделала все, чтобы в квартире было светло, тепло, чтобы отвратительная погода, не имеющая ничего общего с грядущей весной, не испортила настроения – постелила на стол яркую, в красных маках, скатерть, поставила вазу с красными розами, даже фартук на пижаму надела веселый – в желтых лимонах.

– Вот, горячие гренки, каша, пшенная, молочная, как ты любишь.