Вспомни о Флебе

Он слышал поезд. Он прислушивался к нему, как охотник – к дикому зверю. Поезд был живым: покалеченным – судя по звуку некоторых двигателей, они были повреждены, – но живым. Умирал не поезд, а он, но он был исполнен решимости сделать все, чтобы поймать этого зверя.

– Что скажешь? – спросил Хорза Вабслина.

Он нашел инженера под одним из вагонов поезда – тот висел вверх ногами, проверяя ходовую часть. Хорза попросил Вабслина взглянуть на маленький прибор в грудной части его скафандра, где и находился масс-детектор.

– Не знаю, – сказал Вабслин, покачав головой. Щиток его шлема был опущен, и Вабслин с помощью экрана увеличивал изображение детектора. – Он слишком мал. Чтобы его толком обследовать, необходимо взять его на «ТЧВ». У меня с собой нет всех нужных инструментов. Никаких явных повреждений не видно. Может быть, на него воздействуют реакторы.

– Черт! Значит, придется искать, – сказал Хорза. Вабслин закрыл маленькое смотровое окошко на груди его скафандра, откинулся назад и поднял щиток шлема.

– Проблема только в том, – мрачно произнес он, что если дело в помехах от реактора, то отправляться на поиски Разума в поезде не имеет смысла. Нам нужно воспользоваться транзитной трубой.

– Сначала мы обыщем станцию, – сказал Хорза и встал.

Через окно на другой стороне платформы он видел Йелсон – та стояла, наблюдая за Бальведой, которая ходила взад-вперед по туннелю. Авигер по-прежнему сидел на паллете. Ксоксарле стоял, привязанный к опоре въездного пандуса.

– А что, если я поднимусь в кабину машиниста? – спросил Вабслин.

Хорза посмотрел в широкое, открытое лицо инженера.

– Давай, почему нет? Только не пытайся пока сдвинуть его с места.

– Хорошо, – сказал Вабслин со счастливым видом.

– Мутатор, – сказал Ксоксарле Хорзе, спускавшемуся по пандусу.

– Что?

– Провода. Они слишком туго затянуты. Врезаются в меня.

Хорза внимательно осмотрел провода, которыми были обвязаны руки идиранина.

– Вот беда, – сказал он.

– Они врезаются мне в плечи, в ноги и запястья. Если это будет продолжаться, они перетрут мои кровеносные сосуды. Не хотелось бы умирать такой некрасивой смертью. Лучше выстрели мне в голову: это медленное перерезание недостойно воина. Я говорю это тебе только потому, что начинаю верить твоим словам – ты, кажется, в самом деле собираешься доставить меня на флот.

Хорза зашел за спину Ксоксарле, чтобы посмотреть, как провода впиваются в запястья идиранина. Тот говорил правду: провода вошли в него, как забор – в кору дерева. Мутатор нахмурился.

– Я такого никогда не видел, – сказал он неподвижному затылку идиранина. – Ты что это задумал? На самом деле твоя кожа гораздо прочнее.

– Ничего я не задумал, гуманоид, – устало сказал Ксоксарле и тяжело вздохнул. – Тело мое искалечено и пытается восстановиться. Стараясь восстановить поврежденные органы, оно по необходимости становится более податливым, менее жестким. Но если ты мне не веришь, забудь об этом. Только помни, что я тебя предупреждал.

– Я подумаю об этом, – сказал Хорза. – Если станет совсем худо – крикни мне.

Он отступил от опоры, сойдя на пол, и направился к остальным.

– Мне придется подумать об этом, — тихо сказал Ксоксарле. – Воины никогда не «кричат» оттого, что им больно.

– Ну что, – спросила Йелсон у мутатора, – Вабслин там счастлив?

– Ему не терпится сесть на место машиниста, – сказал ей Хорза. – Что делает автономник?

– Обследует другой поезд.

– Ну и пусть, – сказал Хорза. – А мы с тобой давай осмотрим станцию. Авигер, ты как? – Он посмотрел на старика, который маленькой пластмассовой палочкой выковыривал остатки еды между зубов.

– Чего? – спросил Авигер, подозрительно глядя на мутатора.

– Приглядывай за идиранином. Мы тут осмотрим станцию.

Авигер пожал плечами.

– Ладно. Чего уж там. Мне сейчас все равно некуда идти. – Он посмотрел на кончик пластмассовой палочки.

Он вытянул руку, ухватился за кромку пандуса и подтянулся. Он двигался вперед на волне боли. Ухватился за край вагонной двери и снова подтянулся. Соскользнул по обломкам с пандуса на пол вагона.

Переправив все тело внутрь, он решил отдохнуть.

Кровь бурлила у него в голове.

Рука сильно устала и болела. Отдохнуть он решил не из-за острой, скребущей боли от ранений, хотя она и беспокоила его все больше. Он боялся, что рука откажет ему, что она слишком ослабнет, не сможет ни за что хвататься и тащить его дальше.

По крайней мере, теперь ему предстояло двигаться по горизонтали. Ему оставалось протащить себя через полтора вагона, но наклонов на его пути не было. Он попытался оглянуться, посмотреть назад, оценить пройденное расстояние, но сумел бросить лишь мимолетный взгляд, и голова его тут же упала. На пандусе среди обломков остался кровавый след – словно швабру окунули в алую краску и провели ею по пыльной и захламленной металлической поверхности.