Я изо всех сил стараюсь скрыть свое раздражение. Думаю, ей это и не нужно было. Мануэла из тех девчонок, которых мальчики подвозили уже со времен средней школы. Это все, что я могу сделать, чтобы не представлять ее в «Юконе» Марко, разъезжающей по Тамбл-Три так, как будто он принадлежит ей.
– Почему бы тебе не проехаться в качестве разминки? – Я показываю в сторону тупика, расположенного в конце улицы. Судя по ее недовольному выражению лица, могу предположить, что она хочет сказать что-то язвительное, возможно, о том, что ей не нужна никакая разминка, но затем она, качаясь из стороны в сторону, начинает ехать по улице на своем ржавом велосипеде; загорелые ноги старательно крутят педали, а розовый рюкзак подпрыгивает на спине. Этот образ что-то затрагивает в моей памяти, и на секунду я испытываю к ней теплые чувства. Как будто в другом городе, в другой жизни, мы могли бы быть друзьями.
– Ну, ты едешь или как? – окликает она меня через плечо, проносясь мимо.
Я запрыгиваю на велосипед и кручу педали, чтобы догнать ее, посылая еще одну безмолвную молитву в пустыню о том, чтобы я не совершила ошибку, доверившись ей.
20
– Так ты собираешься мне рассказать, что, по-твоему, такого случилось с Марко, что ты отчаялась и пришла ко мне домой?
Ее темные волосы развеваются за ней следом, когда она виляет велосипедом туда-сюда по пыльной дорожке. Облачность, что была в начале недели, прошла, и жара снова поднялась до 32 градусов. Струйки пота стекают с лопаток до середины спины.
– Не поверишь, если я тебе скажу.
– А ты попробуй, – говорит она, поворачивая велосипед назад, нарезая круг возле меня. Если бы я не знала предыстории, то решила бы, что она наслаждается поездкой.
Дорога усеяна кактусами и ксерофиллумом. Шины скрипят по песчаному грунту. Цикады поют из своих укрытий на деревьях.
– Твоя мама работает на шахтах, да? – спрашиваю я, вспомнив, что ее отец умер несколько лет назад.
– Да. Она подменяет мою бабушку с тех пор, как та заболела. А что?
– Она работает допоздна?
– Она работает только в ночные смены, так что да. Полагаю.
– А что именно она там добывает?
Мануэла нарезает вокруг меня еще один круг.
– Какая разница?
– Просто постарайся ответить на вопрос. Что она делает на шахтах?
– Она. Добывает. Что-то. – Она произносит предложение медленно, как будто у меня не хватает умственных способностей, чтобы воспринять ее слова. – Какое мне дело до того, чем она там занимается? Вот ты, конечно, странная, ты об этом знаешь?
Я быстрее кручу педали и проезжаю мимо нее. Сердце колотится. Сказать ей или нет? С одной стороны, Мануэла не дала мне абсолютно никаких оснований думать, что она будет на моей стороне или даже на стороне Марко, если уж на то пошло. Но, с другой стороны, если ее мама – одна из тех, кто работает в ночную смену на шахтах, то, вероятно, ее воспоминания были стерты. Что может означать, что она захочет помочь…
– Наверное, это здорово, – слышу я ее голос за спиной, – иметь отца, которому не приходится так много работать.
– О чем ты говоришь? То, что он не работает на шахтах, не означает, что он мало работает. Он работает больше, чем большинство людей. – Я стискиваю зубы, вспоминая, как устало он горбит спину после нескольких часов работы по очищению воспоминаний у самых «обремененных» гостей. Возможно, сейчас он мне не очень нравится, но это не значит, что я не понимаю тяжесть его работы.
Она фыркает.
– Ой, я тебя умоляю. Вам, ребята, не пришлось работать ни дня в своей жизни. Вы даже не знаете, что такое тяжелый труд.
– Ну и что же это такое, Мануэла? – Я дергаю велосипед в сторону и жму на тормоз, пока он не останавливается, преграждая путь. Я не хочу кричать, но ничего не могу с собой поделать. Слова вылетают прежде, чем я успеваю их остановить. – Потому что я не вижу, чтобы ты вообще чем-то занималась, кроме как наносила макияж, укладывала волосы и бесконечно одергивала свои микроскопические шорты.
Мануэла уклоняется, чтобы объехать меня. От велосипеда поднимается облако пыли, когда она пытается затормозить, но ее кидает в сторону, и в итоге она чуть не падает в заросли юкки. Она спрыгивает с велосипеда, руки сжимаются в кулаки.
– Что, черт возьми, у тебя тут за проблема? Это ты пришла ко мне, умоляя меня о помощи, помнишь?