Когда я была помладше, дети в школе постоянно спрашивали меня о стирании воспоминаний. Некоторые из них даже пытались уговорить меня попрактиковаться на них. Но правила мамы и папы были ясны – никакого стирания воспоминаний, пока я не вырасту. Изъятие воспоминаний – это не фокус для вечеринки. Даже будучи маленьким ребенком, я знала, что то, что делала моя семья, – это очень важно. Мы забирали у людей печаль. Мы спасали людей от страданий. Это было не то, с чем можно было шутить только потому, что люди думали, что это круто.
Но в средней школе все изменилось. Люди поджидали меня в очереди за ланчем или после занятий у велосипедной стойки, умоляя меня забрать воспоминание у них или у кого-то еще. Большинство из них верили мне, когда я говорила, что еще не знаю, как это делается. Но некоторые не верили. Некоторые начинали злиться. Некоторые считали меня эгоистичной и заносчивой. Некоторые из них устали от того, что я говорю о стирании воспоминаний так, будто это что-то особенное и достойное, будто я лучше их.
Потом начали появляться истории о том, что я забираю воспоминания без разрешения, и люди стали держаться от меня на расстоянии. Что меня вполне устраивало. У меня были более важные вещи, на которых нужно было сосредоточиться. У меня был Дом Воспоминаний, которым нужно было заниматься, дела, которые нужно было делать, и страдающие посетители, которым нужно было помогать. К тому же я не собиралась задерживаться в Тамбл-Три настолько долго, чтобы все это имело значение. Мы с папой собирались оставить это место вместе с пылью и ящерицами, как всегда говорила мама.
Накрашенные губы Мануэлы недовольно искажаются, когда она видит, что я приближаюсь. Некоторые смотрят на меня так, будто у меня выросла вторая голова, вероятно, пытаясь понять, что Люси Миллер забыла на одной из их вечеринок. Песня заканчивается, и тишина перед началом следующей кажется пустой пропастью, лишь акцентирующей внимание на моих шагах. Я не понимаю, что делать со своими руками, пока иду к озеру.
Затем Марко выходит из толпы, его фирменная улыбка играет на лице, и все остальные из присутствующих просто тают.
– У тебя получилось. – Он искренне рад меня видеть. – Я боялся, что ты не найдешь мою записку.
– Мне пришлось ждать, пока отец уснет. Спасибо, что рассказал мне, как отключить сигнализацию. Я бы ни за что не догадалась.
– Без проблем. Хочешь что-нибудь выпить? – Он кивает в сторону автомобиля и ведет меня туда, прежде чем я успеваю ответить.
Мануэла недовольно прищуривается, когда мы проходим мимо, но ничего не говорит. Музыка сменилась с кантри на что-то с басами, и она хватает Джессику за руку, увлекая ее танцевать. Я знаю, что Мануэла просто притворяется, что ей весело; я вижу, как она пялится на Марко. Он же либо этого не замечает, либо ему все равно. Я надеюсь, что последнее.
Кузов пикапа откинут так, чтобы в него помещались два переносных холодильника. Марко запрыгивает на бортик и роется в одной из сумок-холодильников, затем протягивает колу.
– Некоторые ребята купили кое-что для подмешивания в напитки, тебе интересно такое?
Я отрицательно качаю головой.
– Ладно.
– А мне интересно. – Мануэла внезапно оказывается рядом со мной, обиженно улыбаясь. У меня такое чувство, будто она пытается что-то доказать. Как будто я сделала неправильный выбор, согласившись только на колу.
Марко пожимает плечами и роется в сумке в дальнем конце кузова. Без слов он протягивает ей серебряную фляжку.
– Что привело тебя сюда, Люси? – Голос Мануэлы сладок, как пекановый пирог из кондитерской «Пэттис Пай», но она смотрит на меня так, как змея перед нападением. – Кто-то позвал тебя сюда, чтобы вправить мозги? – Она откручивает крышку и делает глоток из фляжки, не сводя с меня глаз.
– Мануэла, перестань. – Марко бросает на меня извиняющийся взгляд.
– Я не планировала сегодня вечером промывать кому-нибудь голову. Я повторяю ее приторный тон и делаю шаг вперед. – Но я буду рада сделать для тебя исключение, если ты хочешь. – Мне даже не нужно притворно ухмыляться, когда я вижу выражение ее лица. Я поворачиваюсь к Марко. – Мы можем пойти куда-нибудь поговорить? Наедине?
– Да, конечно. Только дай мне секунду.
Он оттаскивает Мануэлу от машины и направляет ее обратно к Джессике. Я не могу разобрать, о чем они говорят, но становится ясно, что оба недовольны.
Через несколько минут Марко возвращается ко мне. Мануэла смотрит на нас с другой стороны парковки, но остается на месте, когда Марко ведет меня в противоположном направлении.
– Извини за это. – Он показывает на белый «Юкон»[12], припаркованный в самом конце стоянки. Запрыгнув на капот, он похлопывает по месту рядом с собой.
– Твоя девушка очень милая, – говорю я, стараясь произносить это с максимальным сарказмом. Затем я ставлю колу и сажусь на капот. Марко хватает напиток, чтобы он не разлился, и протягивает руку, чтобы поддержать меня. Я чувствую тепло его руки.
– Она не моя девушка.
Я поднимаю бровь.
– А она об этом знает? – Наши пальцы соприкасаются, когда я забираю свой напиток из его руки, после чего вздрагиваю.