Вспомни меня

Эжени колебалась. Сказать ей сейчас или не говорить? С одной стороны, сказать – значит, причинить ей нешуточную боль и напрочь лишить душевного покоя… Правда, ненадолго – только до завтрашнего утра, когда «стирание» начнет действовать, вычеркнув из ее памяти все, что связано с Данилом. С другой стороны, Кира будила в Эжени какую-то иррациональную злость. Ведь именно из-за нее теперь Данила не станет. Конечно, она-то в этом нисколько не виновата – Воронцов сам принял решение, но поди объясни это собственному отчаянно ноющему сердцу! И все же злость и боль по уходящему другу требовали сатисфакции. Пусть Кира узнает, на что пошел Данил ради ее спасения. Пусть поймет и оценит… Да, это жестоко, зато справедливо! И еще ей до боли было интересно посмотреть на реакцию Киры: стоила ли она такой жертвы? Будет ли ей действительно больно, или она все примет, как должное? Правда, и во втором случае уже ничего не вернуть и не переиграть, только горше будет стократ за напрасную жертву Данила. Зато она, Евгения Ермакова, будет знать. Да, надо сказать.

– Эжени! – потеряла, между тем, терпение Кира. – Сделать что?

– Заключить сделку с Меняющим.

– Какую? – Туманова, казалось, чуть сжалась, предвидя, что ответ ей очень не понравится.

– «Размен».

– То есть?

– Просто так «стирание» не отменить. По крайней мере, это утверждает Меняющий.

– И что он потребовал с Данила?

– Во-первых, деньги. Много денег. Он заплатил.

На мгновение Киру охватил взрыв облегчения.

– Я ему все верну! До последней копейки! Даже с процентами!

– Да постой ты с деньгами! Это еще не все. «Размен» означает жизнь за жизнь.

– Погоди, погоди! – замотала головой Туманова, словно стремясь вытряхнуть из нее страшную мысль. – Что значит «жизнь за жизнь»? Ты же не хочешь сказать, что…

– К сожалению, хочу, – мрачно проговорила Эжени.

– О, Боже!

Пара секунд ушла у Киры, чтобы осознать весь трагический смысл сложившейся ситуации, после чего она просто метнулась к двери. Руки Тумановой судорожно сомкнулись на ручке, пытаясь ее повернуть, но тщетно: дверь была заперта.

– Дай мне ключ! – потребовала Кира.

– И куда ты побежишь, сумасшедшая? – осведомилась Эжени. – К Меняющему? Ты же все равно ничего не сможешь сделать. Процесс уже не остановить, тем более не обратить. То, что это удалось Данилу – уже невероятное чудо, практически уникальный случай. Второй раз такое не повторится. Просто потому, что это невозможно. Только создашь себе проблемы, а то и пустишь прахом все, уже сделанное Данилом.

На глазах Киры выступили слезы:

– Что же он натворил?! Принес себя в жертву вместо меня?!

– Фактически, да.

– Но зачем?! Неужели ему так недорога собственная жизнь?!

– Скорее, слишком дорога твоя, – поправила Эжени. – Твою он оценил дороже.

– Но я не хочу! – беспомощно произнесла Туманова. Слезы уже чуть ли не ручьями текли из ее глаз, оставляя на щеках темные дорожки туши. – Только не так! Только не такой ценой!

– Боюсь, от твоего желания или нежелания теперь уже ничего не зависит.

– Он не имел права так поступать! – запальчиво воскликнула Кира. – Ничего не сказав мне… Он подумал о том, что я буду чувствовать, узнав все?!

– Он подумал о том, что ты будешь жить, – спокойно возразила Эжени. – И это, как мне кажется, перевешивает все. Что же до твоих чувств, то продлятся они недолго. Ровно до завтрашнего утра. Проснувшись с рассветом, ты забудешь о том, что в этом мире, вообще, существовал такой человек, как Данил Воронцов.

– Не-ет! – протянула Туманова, резко вытирая с лица слезы. – Нет, нет, нет! – как заведенная повторяла она, все ускоряя темп. – Этого не может быть! Я его не забуду! Что ты такое говоришь?!

– Не забудет она! – невесело усмехнулась Эжени. – Сколько уверенности! Можно подумать, у тебя есть выбор! Забудешь, как миленькая! Вместе со всеми, кто его знал, видел, общался… Глобальное «стирание» – вещь почти безотказная. Он исчезнет из этого мира для всех… кроме меня.

– Но почему?! Почему ты?

– Потому что я – Сознающая. Это хоть и низшая ступень операторов реальности, но нам так легко мозги не запудрить! Широкий охват глобального «стирания» не универсален. Против таких, как мы, оно не работает. Для обычных людей его хватает с лихвой, но с нами надо копать глубже. Меняющий, конечно, сильнее меня в десятки раз, но чтобы я забыла Даню, ему придется шарахнуть своей «амнезийной» трансформой по мне конкретно, о чем он, полагаю, даже не подумает, поскольку не знает, что мы с Данилом знакомы. Так что я-то все буду помнить, к сожалению…

– Почему «к сожалению»?

– А ты не понимаешь? Толку-то от моей памяти?! Пусть я и Сознающая, меня одной уж точно не хватит, чтобы Даню удержать от развоплощения… А помнить я все равно буду, проклятье! Помнить и жить с этой болью… А ты – нет. Ты счастливая, причем, даже сама не понимаешь, насколько!

– Счастливая?! Но я не хочу забывать! Это единственное, что я могу для него сделать – помнить его. Помнить то, что он для меня сделал…