Вспоминать, чтобы помнить

Как тот, кого обвиняли в использовании непристойной лексики более, чем кого-либо другого из современных англоязычных писателей, выскажу свой взгляд на этот предмет. Думаю, в силу вышесказанного он может представлять особый интерес. Со времени первого издания «Тропика Рака» в 1934 году в Париже я получил не одну сотню писем от читателей со всех концов света, от мужчин и женщин разного возраста и положения; эти письма в большинстве своем содержали слова поддержки и благодарности. Многие из тех, кто неодобрительно отнесся к книге из-за грубого языка, выражали свое восхищение ею в целом, и только немногие, очень немногие писали, что книга скучна или плохо написана. Роман и по сей день пользуется устойчивым спросом, продаваясь «из-под прилавка»; время от времени о нем появляются критические статьи, хотя опубликован он был тринадцать лет назад и тут же запрещен в англосаксонских странах. Единственное, чего добилась этим цензура, — загнала книгу в подполье, сократив таким образом число продаж, но в то же время она создала роману лучшую рекламу на свете — устную, от читателя к читателю. Роман есть в библиотеках всех наших лучших университетов, профессора часто рекомендуют его студентам, и постепенно он стал занимать достойное место в нашей литературе рядом с другими выдающимися произведениями, которые в свое время тоже были запрещены. Эта книга вызывает большой интерес у молодых людей, и я получал прямые и косвенные свидетельства того, что она не только не разрушила их жизни, но и повысила их моральный уровень. Эта книга — живое свидетельство поражения цензуры и доказательство того, что она может защитить от нежелательного влияния только самих цензоров — и то только в силу закона природы, известного всем, кто излишне предается удовольствиям. В этой связи я чувствую необходимость упомянуть об одной любопытной закономерности, на которую часто обращали мое внимание книгопродавцы, а именно: устойчивым и даже растущим спросом пользуются два рода книг — так называемая порнографическая, или непристойная, литература и оккультная. Это вроде бы подтверждает точку зрения Хэвлока Эллиса, о которой я упоминал выше. Несомненно, все попытки контролировать хождение непристойной литературы, как и попытки контролировать распространение наркотиков или проституции, обречены на неудачу всюду, где делает успехи цивилизация. Вне зависимости от того, являются эти вещи безусловным злом или нет, они неотъемлемые элементы нашей социальной жизни, и не подлежит сомнению, что все они синонимы того, что зовется цивилизацией. Несмотря на все, что было сказано и написано в защиту и против этих явлений, люди так и не смогли прийти в отношении их к такому же согласию, как, например, в отношении рабства. Можно предположить, что когда-нибудь они исчезнут, но тогда можно также предположить, что, несмотря на сегодняшнее поголовное неодобрение рабства, оно может начать практиковаться вновь.