Вскормленные льдами

При вращении «парашютиста» удалось ещё пару раз под более низким углом что-то увидеть, но совсем уж нечётко.

Вскоре беспилотник встретился с поверхностью и камера автоматически (через секунд двадцать) отключилась.

– А ведь он недалеко упал, метров триста от этой штуковины. А? Так? – заводился Шпаковский.

– По маяку мы легко отыщем, – видя, что капитан всё ещё раздумывает, поддакивал инженер.

– И даже ночью, – переглядывался с тем Шпаковский, находя полное взаимопонимание, – до заката час с небольшим. Туманов практически нет.

– Это ты к чему? – Чертов переместился к штурманскому столу, шевеля губами, чуть склонив голову, что-то прикидывая.

– А к тому, что можно и ночью смотаться, чтобы вертолом не рисоваться. Льды такие, что далеко от эскадры, конечно, не отбежишь, но по темноте, если только с «Суворова» чего и увидят…

– Да я не против, – капитан всё ещё глазел на карту, – я просто взвешивал шансы отыскать на обратном пути… и артефакт, и нашу вещь. Не вариант. Маяк умрёт. Льдина удрейфует чёрт знает куда.

И, определившись, дал добро:

– Да! Работаем! Только надо Рожественскому объяснить. Пусть хоть сам за штурвалом на мостике стоит, но чтоб без посторонних глаз.

* * *

Как стемнело, расчехлили «Миля», подготовили к полёту. Новость уже пробежала по ледоколу, и градус любопытного возбуждения зашкаливал. Ужин в столовке умяли, слизав с тарелок, не заметив за фантазиями и версиями, в говорильне.

Примчал Волков – грудь вперёд-де: «И я полечу!»

Чертов кряхтел, завидовал – тоже хотел, но не везде ж капитан должен быть затычкой. Оставлять судно не с руки.

Шпаковский с Рожественским лялякал минут сорок. Вышел из радиорубки – отдуваясь, аж вспотел:

– Вот странный этот типэло Зиновий! То как собака злодейская… неадекватная…

– Что там опять? – интонацией взрослого к ребёнку спросил капитан.

– Да хотя бы с «Ермаком». Я на досуге в ночную вахту потрепался с нашими на эскадре. Оказывается, по его приказу (Рожественского), с матом и угрозами, «Ермака» на торосы и погнали, запоров.

– Не удивлён, – кивнул Чертов, – стрелять хоть не стали в бедного Фельмана? С Зиновия станется10.

– А тут я ему подробно о находке, чтоб он сдуру не заупрямился. Расписал всё с вдохновением, загадочно. Так он едва ли не с нами хотел помчаться. Видно, и у него… в попе романтика открытий взыграла.

Старшим полетел Шпаковский. Взяли Волкова и, естественно, спеца-инженера.

Не включая бортовых огней (до поры), «Миль» ушёл в ночь.

* * *

Специалист с казанского ОКБ сидел на штатном месте штурмана, на нём же были единственные свободные шлемофоны. На коленях он держал свой планшетник, следя за сигналом радиомаяка:

– Всё, мы над ним!

Включили прожекторы, зависнув на высоте, чтобы не поднимать снежную пыль.

– Нашу машинку я вижу, – доложил бортинженер, – ищем артефакт.

Вертолёт пошёл кругами, расширяя поиск. Минут через двадцать наткнулись на искомое. Прожектор бил пятном, не давая даже тени, и оценить, что же это всё-таки увязло во льдах, пока не удавалось.

– Садимся. Сначала забираем беспилотник. Потом топаем к объекту.

Отыскали даже отстегнувшийся парашют – тот был ярко-красный и обнаружился неподалёку. Всё снесли на борт.

Потом всей толпой, орошая всё вокруг светом фонариков, двинули по направлению к загадочной находке.

Сверху казалось, что идти будет недалеко, однако ковылять, постоянно вязнув в снеге, пришлось неожиданно хлопотней, чем рассчитывали.

Подошли ближе, и теперь было видно, что это что-то длинное, присыпанное снегом. Один фрагмент, видимо тот, который и разглядели с воздуха, немного возвышался надо льдами, закругленным концом чётко выделяясь на фоне серого горизонта. Ветер очистил его от снега, и он матово поблёскивал в рассеянном свете луны.

Ещё на подходе Шабанов завороженно проговорил:

– Я как в детстве очутился, когда смотрел «Туманность Андромеды»! Так и хочется выкрикнуть: «Звездолёт!» Как там он звался? «Парус»!

И первым же сообразил, выхватив характерные детали:

– Это не корабль!

Санкт-Петербург

Тоска. Унылое ощущение бездарной пустоты.

Стол аккуратно «завален» бумагами. Расстелена, чуть свисая за край, карта. Полупустой забытый стакан остывшего чая. Ленивая рука и взгляд перебирают страницы и буквы.

Сверяя ход войны на Дальнем Востоке – сложившееся на сегодняшний день положение с хронологией из будущего, император всея Руси Романов Николай поражался, что, несмотря на все предпринятые шаги, особых сдвигов так и не случилось.

Топталась армия в районе Мукдена.

Уже обстреливался Порт-Артур. Не регулярно, не прицельно, пока редко и безрезультатно (как заверяли) – ни одного попадания в корабли порт-артурской эскадры не было.

«Господи, только бы Рожественский дошёл благополучно. И быстрей! Новые снаряды, дополнительно для идущей Северным проходом эскадры уже отправлены во Владивосток».

Сформирована 3-я Тихоокеанская эскадра…

Романов по памяти поимённо стал перечислять корабли, не заметив, что забормотал вслух:

– «Бородино», «Орёл» – броненосцы. Крейсера: «Аврора», «Олег», «Светлана», «Жемчуг»…