Всё о Ниро Вульфе. Том 3

Я сказал, что это необходимо для его же пользы – имея в виду Вулфа, – и зашагал к лестнице. У нас есть еще лифт, но я им редко пользуюсь. На втором этаже располагаются спальня Вулфа и пустая комната, в которой мы обычно что-нибудь храним. На следующем этаже помещаются моя спальня и комната для гостей, которая тоже используется редко. Взбежав на четвертый этаж, я пересек вестибюль, толкнул дверь и вошел в оранжерею.

Если вы думаете, что через столько лет, проведенных в доме Вулфа, десять тысяч орхидей перестали меня волновать, то вы заблуждаетесь. В теплице я задержался, чтобы поглазеть на розовую ванду, за которую Вулфу как-то предлагали шесть тысяч, а проходя через тропическую комнату, попридержал поступь, чтобы полюбоваться моими любимыми милтониями. Оттуда я прошагал в питомник.

Коротышку с приплюснутым носом, возившегося у стены с осмундами, звали Теодор Хорстман – лучшей няньки для орхидей не сыскать и днем с огнем. Толстяк же, склонившийся над огромной скамьей с проростками, был не кто иной, как мой работодатель.

– Доброе утро, – жизнерадостно поздоровался я. – Фред позвонил в десять четырнадцать. Путц сейчас в конторе, возможно, просматривает утреннюю почту. Я велел Фреду вести неусыпную слежку.

– Ну?

Сейчас переведу. Такое «ну» в устах Вулфа означает: «Ты сам отлично знаешь, что, когда я здесь, мешать мне нельзя; поэтому выкладывай, в чем дело».

Переведя этот вопрос, я тут же ответил:

– Я возился с картотекой, когда вдруг сообразил, что забыл предупредить вас об аудиенции, назначенной на одиннадцать. Вероятный клиент – вчера познакомился. Похоже, вас это заинтересует.

– Кто он?

– Должен признать, что он – женщина. Некая Флора Галлент, доводящаяся сестрой тому самому Алеку Галленту, который придумывает для герцогинь такие платья, что герцоги, не торгуясь, выкладывают за них тысячи зеленых. Будь вы женаты, вашей супруге они справили бы одежку по дешевке.

Вулф отставил горшочек на скамью.

– Арчи.

– Да, сэр?

– Я ведь знаю тебя как облупленного. Ты никогда и ничего не забываешь. Ты специально ждал до последней минуты, чтобы было уже поздно предупредить ее о том, что я ее не приму. Сколько ей лет?

– О, двадцать с хвостиком.

– Разумеется. Уродливая? Кособокая? Неуклюжая?

– Э, не совсем.

– Понятно – иначе ты бы с ней не познакомился. Что ей нужно?

– Пока не совсем ясно. Я бы предпочел, чтобы она сама рассказала.

Вулф фыркнул:

– Одна из твоих обязанностей состоит в том, чтобы разузнавать, чего именно добиваются от меня возможные клиенты. Ты пытаешься на меня надавить. Ничего не выйдет, я ее не приму. Спущусь позже. Дай мне знать, когда она уйдет.

– Да, сэр. – Я напустил на себя покаянный вид. – Вы абсолютно правы. Скорее всего, вы просто зря потратите время. Но, танцуя с ней вчера вечером, я, должно быть, расчувствовался и пообещал, что помогу ей, чего бы это мне ни стоило. Так что выхода у меня нет. Придется заняться ею самому. Разумеется, я возьму отпуск за свой счет, начиная прямо с этой минуты. Ненадолго, недельки на две. Никаких важных дел у нас нет, с Путцем справится Фред, а вы…

– Гр-рр!

– Вы правы, сэр.

– Арчи, это совершенно невыносимо. Это просто вопиюще.

– Я знаю, но поделать ничего не могу. На вашем месте, я бы меня уволил. Возможно, вам…

Позвонил внутренний телефон. Вулф не шелохнулся, так что подошел я. Выслушав Фрица, я велел ему подождать, а сам обернулся к Вулфу:

– Она уже у дверей. Если она войдет, ваш распорядок будет нарушен, поэтому я спущусь и уведу ее куда-нибудь. Потом…

– Проклятье! – взорвался он. – Хорошо, скоро спущусь.

Я сказал Фрицу, чтобы он проводил даму в кабинет и передал, что я скоро буду, а сам повесил трубку и был таков. Проходя через тропическую комнату, я срезал пышный побег, усыпанный милтониями, и прихватил его с собой. Девушки, озабочены они или нет, обожают орхидеи. Фриц караулил меня внизу лестницы. К женоненавистникам он ни в коем случае не относится, но всякую приходящую к нам дамочку он подозревает в стремлении покуситься на его безраздельное господство на кухне, поэтому считает, что за ними нужен глаз да глаз. Я сказал ему, чтобы он не беспокоился, что я за ней присмотрю, и Фриц, благодарно вильнув хвостом, затрусил на свою вотчину.

***

Флора расположилась в красном кожаном кресле у дальнего края стола Вулфа. Я пожелал ей доброго утра, взял с подноса на своем письменном столе булавку и подошел к ней.

– Держите, – сказал я, протягивая ей булавку и цветы. – Теперь я понимаю, почему вы меня спрашивали про его любимый цвет. Ему непременно понравится ваше платье, если он, конечно, заметит его.

– Значит, он меня примет?

– Да, еще как примет. Мне пришлось припереть его к стенке и пощекотать кинжалом бока. Не надейтесь, что вы мне до такой степени нравитесь – просто на карту была поставлена моя фамильная честь, а мы, Гудвины… Что ж, раз вы настаиваете…

Она вскочила на ноги и, обвив мою шею руками, впилась в меня пылким поцелуем.

Поскольку дело происходило в конторе и в рабочие часы, я не стал придавать этому особого значения.