Перешла к сути, а Ковалёв, не довольный моей прямотой крякнул. Немного размял плечи, скорее, чтобы отвлечься, нежели от затёкших мышц, шумно выдохнул, раздувая при этом щёки, развёл руками. Я тем временем приспустила полушубок с плеч, пытаясь вздохнуть, только под пристальным взглядом это казалось не самым простым делом.
— Так разве это в моих силах, Галочка? Да и…
— Я разговаривала со следователем. — Пояснила и Ковалёв неприятно улыбнулся.
— За благоверного просить пришла? — Нахмурился он и окончательно расслабился. Мог себе это позволить. Мы оба это понимали.
— Дима мой муж и я…
— Считаешь, он того стоит? — Перебил Ковалёв, глаза его блестели, а губы растянулись в прямую линию. Махнул рукой, не переждав моей заминки. — Не лезь не в своё дело. Вот тебе мой совет, Галочка. Ты красивая девочка, вот такой и оставайся. Мужские дела, они, знаешь ли, приводят к морщинам.
— Я никогда не понимала, что вас связывает. Дима занимался…
— Металлом он занимался, дорогая моя. А не тем, что ты мне сейчас сказать хочешь. Остальное это так, для души, в наличии которой, я лично, глубоко сомневаюсь. А алюминий, к слову, тоже относится к ценным породам.
Я замолчала, а Ковалёва это повеселило.
— Рад, что смог открыть тебе глаза. Вот так, в разговоре, сколько ещё нового можно узнать о родном, казалось бы, человеке. А сколько тайн хранит Шах, даже мне не известно.
— Я хочу попросить вас отозвать людей.
— Проси! — Рявкнул он и сжал кулаки так, что я точно так же сжалась изнутри. — И хорошо проси. Подумай, что можешь предложить взамен его свободы. Есть ли у тебя что-то достаточно ценное.
Он говорил, скрипя зубами, а я только его боль видела. За Антона, за сына своего. И нас с Димой в чём-то винил, это и без слов понятно было. Поэтому у меня и слёзы на глаза наворачивались, что Ковалёва только больше злило.
— Думаешь, нужна ему? Любит? — Возмутился он, и едва ли на месте не подпрыгивал. — Да хрен там! Просто собственник жуткий. И никогда не примет того, что ты посмела другого выбрать. Думаешь, вернулся за тобой? Опять не угадала! — Ударил в ладони, разрезая этим звуком пространство. — Да случайность всё это. И ты, и Антон. По себе знаю, что как своё увидишь в чужих руках, так удавиться хочется. Так и он. Через себя перешагнёт, из кожи вылезет, а докажет свою правоту. А чего ты хочешь? Чего хочешь ТЫ? Ты вообще сына моего любила? Замуж ведь собралась, в семью была вхожа. Ни одна до тебя и близко не стояла, а тут…
— В том, что случилось никто не виноват. — Я старалась, чтобы голос мой звучал твёрдо. — В том, что случилось с Антоном.
— Да что ты знаешь о том, что с ним случилось?! — Взвился Ковалёв, окончательно оставляя фальшивые улыбки за кадром, с кресла вскочил, схватил меня за плечо, притягивая к себе. — Что ты о нём знаешь? Разве тебе до того было? О нём ты думала?! — Продолжал сжимать мою руку, шипя и проклиная в душе.
Тут же опомнился, отпустил, но не отошёл. Стал, уперев руки в бока, выпуская из груди распирающий её воздух.
— Тебе никогда меня не понять… — Сдался, закрыл лицо ладонями и тут же растёр его до красноты. — Так вот, я снова задаю тебе вопрос: что ты готова мне предложить взамен свободы Шаха?
От слов Ковалёва сквозило холодом, а от него самого жаром злобы, которая выжигала всё внутри.
Не знаю, о чём я подумала в тот момент, когда слышала его слова. Не знаю, думала ли я вообще или только чувствовала. Но руки сами собой нашли маленькую сумочку, которая успела потеряться в просторном кресле, извлекли из неё плоский телефон и, с едва различимым стуком, аппарат опустился на маленький журнальный столик. Ковалёв моргнул, глядя на него. Потом ещё раз. После его губы с отвращением скривились, а на скулах выступили желваки.
— Что это значит?! — Напряжённо прорычал он.
— Внук. — Прошептала я, окутанная теперь уже отнюдь не жалостью — страхом.
Чувствовала, как земля уходит из-под ног, как мужчина меняется в лице. И не хотела я помнить о данных Диме обещаниях, что ни одна живая душа об этом не узнает. Поджала ягодицы, руки уже давно сжимались в кулаках, а короткие ногти впивались в и без того разодранные ладони.
— Чей? — Осипшим голосом проронил Ковалёв и моё сердце сжалось ещё сильнее.
— Ваш.
Он не моргал, он даже не дышал, он просто смотрел на Ваньку, который улыбался с экрана телефона. На фото ему всего три месяца, он только научился держать головку и с удовольствием демонстрировал свои навыки на камеру. Напряжённо сморщенный лобик и огромные голубые глаза, на фоне отросших тёмных волосков. Ковалёв побелел, прежде, чем взглянуть на меня.
— Не играй со мной, девочка. — Устрашающе медленно покачал головой. — Не смей. Слышишь ты меня или нет?! Не смей! — Проорал во всё горло, и сжал мою шею так, что в глазах потемнело. — Что это? — Послышалось сквозь эту темноту и практически нежное движение, он провёл большим пальцем по моей шее и тут же отпустил.
Он отпустил, а я не сразу поняла, что и сама ногтями вцепилась в его запястье, до крови впиваясь в кожу.