Всё, как ты захочешь

– Двадцать восемь. – Фыркнул Дима, словно защищая. Я почувствовала себя предателем… – И плевать. Не скажу, что растерялся, но на какое-то время дезориентировался. А потом… наплевал и на все нормы приличия. Прямо за обеденным столом клеить её стал. Родители не особо понимали, что происходит, только Сашка.. он даже меня из-за стола вывел, объяснил, что Светлана здесь не для того. Представляешь, ни Алиса, ни Марианна, а просто Света. А мне казалось, что лучше имени и не бывает. В тот же вечер я сократил имя до Ланы, а она не была против. Она вообще себя правильно вела. Не отшивала, принимала моё внимание с достоинством, словно насквозь видела… хотя, наверно, и видела. Только я чувствовал, что всё не то, что не задеваю её. Я когда узнал, что она до сих пор в Сашкиной квартире не окопалась, надежду получил, не знал, что у Ланы дочь есть… ты… про семью не знал. Вперёд брата встречал её с работы, катал на машине, а она никогда не отказывалась, только всегда его предупреждала и ненавязчиво так, на меня глядя, сообщала, что сейчас мы и за ним заедем. Разве тогда я мог сказать, что не пущу?

– Наверно, с тех пор ты изменился.

– Повзрослел. Обстоятельства другие. Одно дело отбивать чужую девушку и совсем другое заинтересовать свою жену. – Он посмотрел на меня специально прямо и остро, так, чтобы не могла отвернуться. – И ты другая. Не лучше и не хуже. Просто другая.

– Мне казалось, человек всегда сравнивает. Разве нет? Ведь сравнивал. В чём?

– Считаешь, я смотрел на тебя, когда ты спишь и думал, настолько ли у тебя чёрные ресницы? Нет, не думал. Ты мягче, ты спокойнее, возможно, возраст, возможно, то, что я не дал тебе право выбора ещё тогда. Да и как ты можешь быть такой же, если у вас такие разные судьбы? Она рано вышла замуж родила и превратилась в мать-одиночку. Тут, хочешь, не хочешь, а жить научишься, у тебя же всё было иначе. Ты была свободна. У тебя было жильё, были деньги, ты могла посвятить себя учёбе. Она посвящала себя тебе.

– Считаешь, что я в этом виновата?

– В чём? В том, что твоя жизнь была легче? Брось, Галь, – скривился он, – я тебя не обвиняю. Я объясняю почему «нет». Замёрзла? – Спросил неожиданно, так, что я дрогнула. На самом деле жутко ёжилась, а кожаная обивка дивана отбирала последнее тепло.

– Это имеет значение?

Он, не отвечая на вопрос, подошёл, присел рядом, пытался согреть мои ладони, надёжно спрятав их в свои. Наклонился ближе к лицу и аккуратно улыбнулся.

– Галь, я тот же, что и вчера, сегодня утром, неделю назад. Я твой. Твой муж, мужчина, и я люблю тебя так же. Это ты изменилась, потому что знаешь чуть больше, чем раньше. Неужели не чувствовала, что люблю? Так осталось и сегодня.

– Любовь бывает разная. Сейчас мне кажется, что ты просто пытаешься догнать то, что ускользнуло от тебя тогда.

– Но ты – это не она.

– А если не вглядываться, не задумываться, то вроде одно и то же…

Хотелось оттолкнуть, хотелось закричать, а я шептала, разглядывая такие родные черты лица. Будто всю жизнь только его и ждала, а сейчас нашла и могу потерять. Дотронуться хотелось так, что пальцы горели, но не двигалась, не шевелилась, боялась, что всё исчезнет. А ещё я боялась, что он скажет мне «да, ты права». Вот смотрю на него, и кажется, уже смирилась. И пусть дальше говорит, что любит, пусть дальше врёт, а я готова закрыть глаза, только чувство такое, что сама воровка!

Смотрю, как он расстёгивает пуговицы рубашки, не понимаю, зачем, но молчу. А когда тонкая белая ткань ложится на плечи, не просто вздрагиваю, а озноб пробивает насквозь с такой силой, что меня на месте подбрасывает. А Дима внимательно смотрит, и губы его шепчут что-то, что невозможно разобрать, а потом он резко разворачивается, отворачиваясь к дивану спиной, сам на пол садится. И теперь на меня смотрит его ворон. Я не сдержалась и дотронулась, чувствуя напряжение под своими пальцами.

– Ты наколол его после аварии?

Дима промолчал, опустил голову, накрывая её сверху замком из пальцев.

– Мы часто были втроём. Отдыхали, гуляли, обедали и ужинали. Сейчас я понимаю, что брат меня просто терпел рядом с собой, наверно Лана просила его быть мягче. С ней он и сам другим стал, как пластилин, что хочешь – то и лепи. А по жизни жёсткий, властный. Неуправляемый. Это он создал нашу компанию. Я разработал только логотип, в армии тогда был. Мне казалось весело, Шах, значит шахматы, а мы шахматные короли. Мы с ним. И только когда я Лану увидел, понял, как всё правильно придумал, потому что король ничто без королевы. Она была королевой. Умная, знающая себе цену. Себе и другим. Это важно. И Сашку она выбрала правильно, но тогда я смириться не мог. Чем дольше всё это тянулось, тем отчётливее понимал, к чему идёт. К свадьбе. Самое обидное, что Сашка это понимал не хуже.