«Отдохнуть от нас»? Эта женщина что, умом тронулась? Все тело Агаты, каждый дюйм ее кожи чесался от воображаемых насекомых, когда Хэл уходил из дому с матерью. Та была такой беспечной, что Агата легко допускала, как она потеряет его из виду в парке или не будет держать крепко за руку, когда они будут переходить дорогу. Желудок у нее ухал вниз, как в бешено мчащейся машине. Не говоря уже о дополнительной опасности: Хэл мог выдать ее. К счастью, она еще не давала ему пиццу, так что можно было надеяться, что он от нее откажется. Но он может снова назвать ее мамой или проситься к ней или что-нибудь еще.
Наверное, она ошиблась, оставшись на праздник. Агата позволила себе так думать, отдраивая туалет на нижнем этаже во второй раз за день. Она сделала это ради Хэла, не хотела лишать его праздника, но теперь думала, что задержка может ему навредить. Праздник может запомниться ему, она не сумеет стереть эту память, и это натолкнет его на правду через несколько лет.
Агата попыталась проверить эту теорию, вспоминая свои собственные дни рождения. Вспоминалось одинаково то, что она нафантазировала, и то, что действительно помнила. Она помнила беспорядочные сборища с тортами и воздушными шариками, хаос, приветственные крики — и Гарри, очень часто Гарри где-то в тени; но она не могла вспомнить, сколько же ей исполнялось лет. Вечеринки с друзьями, но куда они все теперь подевались? Ее действительно возил бойфренд в Монако, как она сказала Лауре в то лето в агентстве? Была ли тонкая серебряная цепочка с миниатюрным четырехлистным клевером, висящая на ее шее, действительно подарком ее умершей бабушки?
Агате стало жарко. Она встала и постаралась не смотреть на себя в зеркало. Потрясла головой, но образы не хотели уходить. Мысли перепутались. Ей нужен был Хэл. Она пошла на кухню, проглотила таблетку нурофена и легла на кровать в кладовке под лестницей. И положила подушку на голову, чтобы заглушить все звуки.
Сэлли позвонила Рут, когда они шли в парк, что позволило ей немного отстать и не говорить с матерью.
— Прости, Рут, — сказала Сэлли, — я знаю, что ты неважно себя чувствуешь. Кстати, в чем дело?
Никто на самом деле не хочет слышать ответ на этот вопрос, так что Рут ответила как положено:
— Да ничего особенного, просто голова болит и отказывается проходить.
— Ладно. Я уже хотела сегодня покончить с новым выпуском, но получила странный звонок от адвоката Марго Лэндсфорд…
— Адвоката? Ты шутишь?
— Я знаю, и тем не менее. Короче, он говорит, что она желает одобрить статью. По-видимому, мыльный бизнес в критическом состоянии. Я только хотела убедиться, что ты ей не говорила, будто она может просмотреть все, что ты написала, до того, как это пойдет в печать.
— Разумеется, нет. Поверить не могу, что она велела адвокату звонить. Ее муж признался Кристиану, что бизнес не приносит ни пенса и что ее отец богат. Он за все и платил в основном.
— Какой сюрприз.
— Если честно, Сэлли, это полная фальшивка. Она из тех баб, кто стремится заставить тебя чувствовать себя неуютно, изображая из себя гребаный идеал. Производит впечатление, что у нее есть все — дети, муж, работа, мечты.
— А ты считаешь, что все это вранье?
— Да. Кристиан сказал, что ее муж сильно затюкан и что он не сказал о своей жене ни одного доброго слова.
— В твоей статье это не отразилось.
Рут задел тон Сэлли:
— Ну нет. Я не думала, что это то, что тебе нужно. Это не в духе журнала.
Когда Сэлли снова заговорила, тон ее уже стал нормальным.
— Да, разумеется. Ты права. Кстати, мне очень понравилась статья. Позвоню ее идиоту адвокату и скажу, чтобы отваливал.
— Там все равно ничего нет такого, что бы ее разозлило. — Обе, Рут и Сэлли, сопротивлялись желанию развить эту мысль.
— Конечно, я знаю, просто много шума из ничего.
— Ладно. Надеюсь увидеть тебя завтра на празднике Хэла.
— Обязательно. Кстати, что ему подарить?
— Господи, я не знаю. Он обожает детскую железную дорогу, мы купили ему поезд из этой серии.
— Он все еще любит сидеть в своем пластмассовом домике? — Рут всегда удивлялась, сколько всего другие люди помнят. — Я думала, не купить ли ему для домика чайный сервиз или что-то в этом роде?
— Ему понравится. До завтра.
Они уже дошли до парка, когда Рут отключилась.
— Я бы не отказалась от чашки кофе, — сказала мать Рут. — Почему бы вам, мальчики, не пойти на детскую площадку, а мы бы с Рут купили кофе на вынос.
— Годится, — согласился отец, целеустремленно двигая коляску вперед. — Не забудь про сахар.
Рут почувствовала, что стоит возразить — она всегда могла различить, когда ею пытаются манипулировать, — но что-то ее остановило.
— Что-то на работе? — спросила мать, когда они направились к кафе.
— Да, сегодня неудачный день, чтобы отпрашиваться. Номер сдаем.
— Ты не сказала, что у тебя болит голова. Я думала, ты взяла отгул.
— Ничего страшного.
— Так, значит, на работе все в порядке?
— Думаю, да.
Мать вздохнула, и Рут поняла, что ей не удалось изобразить привычный энтузиазм.
— Если тебе там не нравится, Рут, зачем же ты работаешь?
— Я не говорила, что мне не нравится. И к тому же по счетам-то надо платить.