Всё, что в тебе есть

— Рекомендую тебе впечатать этот пейзаж в собственные мозги, — сказал пилот, едва крохотный кораблик опустился на поверхность Никиты. — Я вернусь сюда ровно через десять дней. И если ты не окажешься именно в этом месте, я не стану в одиночку обыскивать целую планету, а это значит, ты застрянешь здесь до конца дней своих. Уразумел?

— Уразумел, — эхом отозвался я.

— А ты уверен, что взял с собой достаточно еды? — спросил он, бросив взгляд на мой рюкзак.

— Пищи и воды у меня на двенадцать дней, так что хватит с запасом.

— Не обнаружу тебя здесь через десять дней — считай, никакого запаса у тебя нет, — отрезал он. — Смотри не опоздай.

Люк за ним захлопнулся, и я остался один. Первый человек, ступивший на поверхность Никиты за последние шесть лет.

Чувствовал я себя превосходно. Черт, да при 82 % земного тяготения всякий почувствует себя орлом. Именно в таких мирах выхаживали пациентов-сердечников: легкий недостаток кислорода с избытком компенсировало более слабое тяготение.

Мирок оказался достаточно приятным на взгляд. Над бурым подобием травы, почти всюду покрывавшим землю, кое-где возвышались скопления странного вида деревьев, и солнышко привычного спектрального класса G освещало поверхность Никиты ярко, но не жарко. Я заметил нескольких мелких, похожих на грызунов зверьков, поглядывавших на меня из-за кустов и деревьев, однако всякий раз, когда я поворачивался к ним, они немедленно прятались по своим норам.

Я знал, что на планете есть вода. Два пресноводных океана снабжались талой водой рек, стекавших со снежных вершин четырех хребтов. Литература свидетельствовала: вода эта скверно пахла, а на вкус была еще хуже, однако пить ее все-таки разрешалось. Я не имел ни малейшего представления о том, водится ли в этих водоемах рыба, однако допускал подобную возможность. Добравшись до звезд, мы смогли уяснить себе одну вещь: жизнь не только принимает самые странные обличья, но и возникает в самых неожиданных местах.

Согласно имевшейся у меня карте, я находился в четырех милях от места сражения, а значит, от оружейного склада. Я следовал путем, который прошла наша диверсионная группа. Корабль опустился на дальней стороне планеты, тысячах в трех миль отсюда, а потом под покровом ночи скоростной аэрокар доставил бойцов в это место, хотя последние несколько миль им пришлось пройти пешком.

Я поискал было взглядом следы лагеря, однако тут же сообразил: тайная диверсионная группа не станет разбивать бивак под носом у противника, но продолжит свой путь, стараясь, чтобы ее не заметили.

Почва оказалась ровной, трава невысокой, так что я шел и шел, пока наконец не достиг своей цели. Там, где прежде находился склад амуниции, зияла воронка метров 500 в окружности и глубиной примерно 15. Экипажи спасательных кораблей обеих сторон явным образом не имели возможности одновременно позаботиться о живых и погибших, и кое-где виднелись скелеты людей и патрукан, дочиста обглоданные мелкими животными и насекомыми. Кости патрукан отливали сине-зеленым — я так и не понял почему.

Я обошел место сражения и решил, что выбрали его весьма неудачно: абсолютно негде укрыться. Ночная атака не давала никаких преимуществ: если патрукане располагали сверхсветовыми кораблями и импульсными пушками, уж в устройствах ночного видения, способных превратить ночь в день, у них точно не было недостатка. Помню, как однажды подростком я стоял на верху Кладбищенского Гребня,[2] гадая, каким образом Пикетту удалось провести своих людей вверх по длинному и голому склону, где солдаты были как на ладони. Позиция на Никите казалась ничуть не лучше.

Я вернулся к не дававшей покоя мысли: как уцелевшие в такой переделке люди могли столь пренебрежительно относиться к собственной жизни? Скорее, им надлежало благодарить судьбу и праздновать каждый выпавший на их долю послевоенный день.

Такими были мои первые впечатления. А потом я принялся обследовать местность с точки зрения военного. Диверсантам не следовало слишком приближаться к складу: во-первых, неизвестно, что там хранят, а во-вторых, неясно, какой силы взрыв прогремит. И поскольку уцелевшие после взрыва враги могут перестрелять твой отряд, следует окружить склад по возможности плотным кольцом, чтобы успеть застрелить всякого патруканина, который вывалится из огненного ада. Поперечник воронки в итоге достигал четверти мили, поэтому людей следовало расставить мили за полторы до ее края, а может, и подальше, если учитывать точность патруканского оружия. Скажем, мили за две…

Я вновь оглядел местность. При минимальном удалении от склада на одну милю и промежутке между бойцами более четверти мили, все наши солдаты оказались в одиночестве. А раненый первым делом ищет путь к безопасности, он хочет просто уйти подальше от места сражения, он не будет искать своих товарищей.

После, оказавшись в безопасности, не зная, уцелел ли кто-нибудь из врагов, ты по-настоящему ощущаешь, насколько болезненна рана, — если только пребываешь в состоянии, позволяющем оценить это, — а уж на поиски своих спутников ты отправишься в последнюю очередь.