Всё, что помню о Есенине

В августе должно было переизбираться правление Союза поэтов. Имажинисты, особенно Есенин, решительно выдвигали Брюсова. Получить его согласие на баллотирование предложили мне.

Летом я отправился к Валерию Яковлевичу на Первую Мещанскую (ныне проспект Мира). Мне нужно было пересечь Сухаревку, в центре которой высилась с огромными часами башня, построенная Петром Первым и названная им в честь полковника Сухарева, который сохранил ему верность во время стрелецкого бунта. Я и до революции ходил с отцом на этот рынок с бесконечными палатками. Отец любил покупать какую-нибудь антикварную вещицу, а я — книги, которые и положили начало моей библиотеке.

На Сухаревке торговали кустарными платками, фуфайками, старой одеждой, платьем, дешевой посудой, фарфоровыми, медными, серебряными изделиями. Рынок кишел карманниками и «кукольниками», то есть ворами, продававшими, скажем, полдюжины крепко связанных веревкой шерстяных платков, тут же проверенных покупателем по качеству, количеству и т. п., но в последний момент подмененных «куклой»: сверху и снизу платки, внутри — лоскут. На рынке торговали поддельными старинными деньгами, картинами с фальшивыми подписями крупных художников, медными, идущими за золотые кольцами, часами, бриллиантовыми сережками, а на самом деле стеклянными, и т. д. Была тут и «обжорка», от которой несло вонью: залежалые обрезки требухи, бычьего сердца, подозрительной колбасы. Был и «развал» — на мостовой перед торговцами лежали разрозненные розетки, попорченные подвески, цветные свечки, иконки, по большей части, с изображением Николая-угодника, чашка фабрики Попова с отбитой ручкой, детские поношенные галоши и т. п.

Революция изменила облик сухаревского рынка, во много раз увеличила его размер, выбросила на площадь доселе невиданных торговцев и торговок. Прежде всего — мешочников и мешочниц. Они привозили с юга такие продукты, которых раньше на Сухаревке не видели. В бочонках — мед, топленое масло, баранье сало; в бутылях — подсолнечное масло, водка (от чачи до самогона), вино (от белого до муската), пиво, брага, хлебный квас. Не отставали от мешочников подмосковные крестьянки, выкладывая перед собой куски свежего мяса, телятины, гусей, кур. В белом облачении стоял краснощекий молодец и, поправляя колпак, предлагал лежащие на доске пшеничные хлеба, куличи, баранки. А неподалеку двое здоровых дядей торговали папиросами поштучно, дешевым табаком и махоркой. Были на Сухаревке и люди, которых революция выкинула за борт: кокотки, содержанки, бонны и гувернантки из богатых домов, владельцы которых убежали за границу. Эти несчастные дамочки продавали свои старые туфли, корсеты, страусовые перья, поддельные ожерелья, меховые боа, вышитые платки, поношенные перчатки, а иногда, — увы! — предлагали и себя.

Были на Сухаревке и перекупщики — спекулянты, маскирующиеся под бойцов-инвалидов гражданской войны — в задрипанной шинелишке, с болтающимся позади хлястиком, в красноармейской фуражке без звезды, с костылем, а то и с двумя. У одного «инвалида» произвели обыск на квартире и три дня вывозили из погреба всевозможные продукты, а из подпола достали драгоценности, золото, платину. Бродили на Сухаревке и соглядатаи разных бандитских шаек, высматривая тех, кто выручил много денег, чтобы вечером их ограбить. (В то время уже работала оперативная группа МУРа по борьбе с бандитизмом.) А было чем поживиться у сухаревских торговцев и перекупщиков?

Конечно! На этом многолюдном рынке на листы керенок попросту плевали. При расчете принимали царские золотые десятирублевки, изделия из золота, разную одежду и обувь. На Сухаревке шатались и консультанты — оценщики, которых прозвали «волчками»: они прогорели на черной бирже, где спекулянты вертелись в начале Ильинского сквера, вокруг часовни — памятника павшим воинам под Плевной. «Волчки» оценивали то, что дает покупатель, действуя в пользу торговцев и перекупщиков. Была на Сухаревке и «загадочная личность» — в темных очках, с поднятым воротником, в нахлобученной по уши кепке или шапке. Эта «личность», стоя на бойком месте, обращалась шепотом к сухаревскому покупателю: «Есть чистые бланки государственных учреждений. Есть все для белобилетников. Есть по всей форме помилование ВЦИКа. Могу вписать любую фамилию по вашему усмотрению. Цены без запроса». «Личность» подолгу не стояла на одном месте, а если кто-нибудь наседал на нее, — как из-под земли, под видом любопытных, вырастали дружки, привлекая зевак. Они начинали пререкаться с «нарушителем спокойствия» до тех пор, пока «личность» словно проваливалась сквозь землю. Когда оперативные работники МУРа арестовали «личность», она оказалась отсидевшим большой срок сообщником фальшивомонетчика. Теперь подделывать керенки было бессмысленно, и он очень искусно скопировал бланки государственных учреждений, круглые печати, подписи и с выгодой торговал…

Нет! Это была совсем другая Сухаревка. Любителям антикварных вещей, старинных картин, редкостных книг здесь было нечего делать!..