Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны

— Ты чем занимался в Херсоне? — спрашиваю его.

— Производство картриджей и совместимого расходного материала для лазерной техники.

— Ничего не знаю об этом, но круто. Как там жизнь, в Херсоне?

— Херсон — это большое болото. Город морских академий и мореходок. Ежегодно город выпускает порядка 12 тысяч выпускников. И вот эти 12 тысяч человек могут трудоустроиться в любой точке мира. Через 2,3,4, 5 лет человек, который выпустился, либо старпомом, либо механиком, либо ещё кем-то получает от 7,5 до 25 тысяч долларов в месяц где-нибудь на какой-нибудь барже. И вот ситуация — в городе, где нет вообще производства — в любом торговом центре каждые шесть метров ювелирный магазин. Выходишь из торгового центра — каждые шесть метров ломбард. Это я называю «херсонский круговорот золота». Моряк жутко кутит на протяжении 3–4 месяцев, пока он дома. Машины покупает и тому подобное. Убитый город, почти нет дорог, но есть шикарнейшие тачки, шикарнейшие рестораны — в Донецке, наверное, нет такой кухни в ресторанах, как в Херсоне.

Такая специфика: город для моряков и блядей. Вот почему протеста нет: нормальный мужик ушёл в море.

— Протест ушёл в море, — повторил я.

— Да, а все, кто остались, они обслуживают 30–40 тысяч человек, которые периодически возвращаются королями и оседают там.

— А ты кем там работал? Наёмным менеджером?

— У меня было собственное производство. На самом деле деньги, которые у меня были, я заработал на Олимпиаде в Сочи. Я занимался подрядами по строительству СКС, WI-FI, оснастил Рэдисон-блю на побережье Имеретинской бухты. И когда встал вопрос, что делать и куда везти деньги, я решил, что нужно ехать только к себе на родину, в Херсон. Туда я и привёз заработанное в 2013 году. Основал производство, подготовил филиалы во Львове, в Черновцах, и решил открывать офис в октябре-ноябре. Но началась вся эта суматоха — и в декабре я уже был в Киеве, в Мариинском парке на Антимайдане.

— И что тебя привело на Антимайдан с таким баблом? Ты же мог пригодиться «новой процветающей Украине»?

Говоря с Виктором, я чувствовал словно бы нарастающий зуд в голове: что-то не совпадало. Наконец, я понял: Яценко не должен быть попасть в ополчение никогда. Его тип являл собой не просто слом шаблона, а реальный сбой существующей внутри меня системы представлений. Передо мной сидел безупречно одетый молодой человек: костюм, ботинки, отлично выбритый, чётко поставленная речь, уверенная жестикуляция. Так выглядит «золотая молодёжь»; правда, в отличие от колоссального количества представителей этой прослойки, Яценко зарабатывал, судя по всему, исключительно своими мозгами.

Но зачем ему могло понадобиться ополчение Донбасса? Шахтёры, монархист Стрелков, Моторола, казаки, нацболы? — это же вообще не по его части.

Яценко не очень удивлялся моим вопросам, и за минуту терпеливо объяснил, что евроассоциация означала, во-первых, (и как ни странно) крах его собственного бизнеса, во-вторых, крах сельского хозяйства в Херсонской области, в-третьих, коллапс огромной части украинской промышленности.