Всяко-разно об искусствах

В своём счастливом арбатском детстве, и в юности, растраченной на МГУ и Ленинскую библиотеку, а также потравленную на незримых фронтах 1990-х, и в годы первой зрелости, проведённой в Госдуме, Совете Федерации, Счётной палате, исполнительных органах государственной власти и редакциях СМИ, и в годы второй зрелости, проведенные в Техасе, и ещё до недавнего самого времени, когда я уже перевалил рубеж пятидесятилетия, меня всё преследовало ощущение, что чего-то всё ещё не знаю и не понимаю. Будучи рождённым в среде, где грамотными были предыдущие сто пятьдесят или двести поколений, смотря от кого считать — от Моисея или царя Соломона, тягу к чтению я обнаружил не сразу, не с трёх лет, а с семи — мне хотелось быть ростовщиком и продавцом алкоголя, а не кандидатом каких-то там медицинских или философских наук, как мои родители. По материнской линии, от Михаила Наумовича Гаркави, мне досталась библиотека в сотни томов, и по отцовской линии досталась библиотека в тысячи томов — мать отца всю жизнь заведовала библиотеками. Книгами в моих квартирах и дачах было завалено всё; сам же я тоже скупал книги с раннего детства, благо жил и живу рядом с Московским домом книги. Моей первой работой в жизни была должность старшего библиотекаря в Ленинской библиотеке.

Но при этом моей первой книжкой, прочтённой самостоятельно, был вовсе не “Колобок” и даже не “Курочка Ряба”, и тем более не “Азбука” для первого класса, а совершенно замечательная брошюра “Женская сексапатология” Абрама Моисеевича Свядоща. Я обнаружил, что я умею читать, в Театре кукол Образцова. Я с двух лет знал буквы, но они у меня не складывались в слова, и тут внезапно и сразу стал прочитывать подписи под экспонатами в театральном музее кукол. Придя домой, я схватился за первую попавшуюся книжку, а ею была “Сексопатология”; это было неслучайно — время после детского сада я проводил у мамы на работе в гинекологическом кабинете, рисуя несуществующих животных за ширмой, и всё воспринимал абсолютно естественно, как натуралист. Книга меня увлекла психологической стороной — сексуальной я ещё не интересовался. Следующей книгой была “Судебная патологоанатомия” 1936 года издания. Потом я прочёл сочинение Клобунда “Боржия” издательства “Академия” 1928 года, где пятилетний Чезаре, сидя на горшке, объявляет своему папаше, понтифику Александру IV: “Знаешь, папа, жизнь — не шутка!” — и подтирается папской буллой о назначении малолетнего Чезаре кардиналом. К слову, недавно Клобунда переиздали впервые почти за 100 лет, и в другом, гадком переводе. Затем я взялся за 30-томное издание Медицинской энциклопедии, но дочитал до середины, потому что решил, что это бесполезная трата времени — врачом я точно быть не хотел, а хотел стать художником-графиком и выучить восемь языков (я их учил потом, но они мне не пригодились и я их позабыл за ненадобностью, включая латынь, древнегреческий и древнеегипетский).

В общем, чтению, а также осмыслению, обобщению, систематизации и последующему переосмыслению прочитанного в письменном виде я посвятил многие годы. Не могу точно сказать, сколько книг я прочёл. В голову не приходило считать томы. Вот умерший в октябре 2022 года Андрей Георгиевич Купцов, человек крайне странный и своеобразный, утверждал, что прочитал 30 тысяч томов. Поскольку я состоял с ним в письменных сношениях, то должен сказать, что своей осведомлённостью и точностью излагаемых фактов он удивлял даже меня. Когда я выражал сомнение в достоверности приводимых сведений, он слал мне статьи из энциклопедий, ксерокопии источников, ссылки на чьи-то мемуары. Из недавно живших и всё ещё живущих такой энциклопедичностью обладали лишь мой покойный дядя Антон Моисеевич Котляр, Александр Леонидович Чижевский, Лев Николаевич Гумилёв, с которым мы выпили много водки, Сергей Николаевич Земляной, тоже мой старший товарищ, знакомые мне по журналу “Эксперт” Александр Николаевич Привалов и Максим Юрьевич Соколов, ну и ещё народный любимец и избранник Онотоле Вассерман. Моя слабость к коллекционированию умных людей позволила сделать мне один вывод — ничто так не развивает ум, как писанина — не графомания, а эссеистика, когда человек кладёт на бумагу приходящие ему на ум соображения, приводимые в логическую и целокупную систему. И эти соображения должны содержать некие обобщения, на основании которых становится понятным, как устроен или как работает описываемый феномен.

Понимание — самое ценное свойство ума. Можно много знать, но ничего при этом не понимать. С моей точки зрения, “Фактор понимания” — самая важная книга матлогика А.А. Зиновьева, у ног которого я в отрочестве возрастал, как апостол Павел у ног Гамалиила, до самого отъезда Сан Саныча из СССР в Мюнхен в 1978 году. Знать и понимать — это разные вещи, но это нужно понять, а для этого требуются знания и усиленная работа мысли по проникновению в суть познанных вещей и явлений: что это? как оно работает? почему оно именно так работает? что влияет на работу? каковы следствия производимой работы? каковы связи этого явления с другими? и так далее.