Ольга и Олег Татаринцевы идут нога в ногу с мировыми тенденциями в искусстве. Они, следуя мейнстриму, хотя сделать высказывание на актуальные политические и социальные темы — эпидемия COVID-19, бессмысленность оружия при наличии вируса-убийцы, несвобода, цензура и затыкание ртов художникам слова, структурирование музыкального произведения в виде двухмерных геометрических форм и цветовой полифонии. Российской публике пока не очень знакома практика художественного высказывания на злободневные социальные темы, а это именно то, что выставляется и пользуется популярностью у западной просвещённой публики, в большинстве своём исповедующей левые взгляды — неомарксизм, троцкизм, маоизм, а также поддерживающих — по крайней мере, на словах — такие движения как феминизм, ЛГБТ, БЛМ и их различные ответвления. Все институции современного искусства обязательно включают в выставочные программы и проекты творческие изыскания меньшинств; включение этих акторов в процесс называют словом "инклюзивность", а их художественный продукт, будь то картина, скульптура, перформанс или ещё что-то, называется словом "исследование". Скажем, если чернокожая девушка-лесбиянка набросает фекалии в углу музея, то это будет называться "исследованиями на тему феминизма, расового и гендерного равноправия", и несколько серьёзных арт-критиков, таких, как Джерри Зальц из "Нью-Йорк Мэгэзин" и его супруга Роберта Смит из "Нью-Йорк Таймс", напишут восторженные рецензии, тысячи фанатов перепостят эти статьи и фотографии арт-объекта на своих аккаунтах в социальных сетях, сама автор получит несколько наград, стипендию от крупного фонда и приглашение в арт-резиденцию в Германию, скажем, в Институт Гёте, где на полном пансионе в течение года-двух будет продолжать свои исследования на деньги благотворителей.
В России всё ещё сохраняется несколько консервативный подход к выставочным объектам, открытым для широкой публики. Если же выставляются работы, которые могут быть восприняты неоднозначно, скажем, некоторые объекты братьев Диноса и Джейка Чепменов, то галеристы приглашают лишь проверенных и хладнокровных людей, и посещение галереи для ознакомления и наслаждения арт-объектами возможно только по предварительной договорённости.
Что же хотят нам сказать художники Татаринцевы?
Если кратко, то несколько вещей, и это надо видеть, ведь изобразительное искусство, как и кинематограф — это то, что показывают, а не что об этом говорят. Хотя выставка называется "Утопая в цифрах", но тем в ней несколько, и каждая работа, посвящённая теме, отсылает нас к формам художественных высказываний, уже сделанных другими художниками в работах, ставшими классикой. Это как научная работа, опирающаяся и обильно цитирующая корифеев данной дисциплины. Это не нужно, когда создаёшь лично своё художественное высказывание, но бывает интересным, когда высказываешься на тему, имеющую общечеловеческое значение.
В работах, посвящённых ковиду, образующих инсталляцию из изображений с пропадающими цифрами и керамических копий стрелкового оружия, прослеживается смысл ненужности оружия, когда идёт такая убыль населения. Можно провести параллель и увидеть связь между оружием Татаринцевых и оружием дизайнера Филиппа Старка, которое было крайне популярным в виде светильников в жирные и тучные 2000-е годы, и которое стало одним из главных признаков сытой и самодовольной эпохи гламура. Что же касается цифровой составляющей инсталляции, то здесь прослеживается диалог с японцем Оном Каварой, с его знаковыми работами — ежедневной фиксацией даты в виде картины и его знаменитой работой-книгой "Один миллион лет".
Керамические формы с зеркальной поверхностью, похожие на детские игрушки — это оммаж работам Аниша Капура, лондонского художника индийского происхождения, который считался знаковым и серьёзным художником в 1980-1990-е годы, а также Джеффу Кунсу, который также делает копии детских игрушек, но делает их из стали и покрывает хромом. С Кунсом, очевидно, перекликается и ящик с детскими игрушками, имеющими камуфляжные цвета.
Разложение музыки на форму и цвет также имеет давние традиции — в 1970-х годах повсюду в мире была в моде цветомузыка, на каждой школьной дискотеке была цветомузыкальная установка, это считалось круто. Потом интерес широкой публики угас, но в области исследователей психофизиологии иногда появлялись работы на эту тему; основы же теории были заложены русским физиологом Лазаревым. Что интересно в работах Татаринцевых — в них чётко виден супрематический деконструктивизм Малевича, который раскладывал живую форму на геометрические фигуры, и выделял чистые цвета. Потом эту же тему будут развивать на Западе многие от Марка Ротко и Элсворта Келли до Сола ЛеВитта. По цветовой гамме эти работы перекликаются с классиком жанра Барнеттом Ньюманом.