Вся жизнь - один чудесный миг

Трагическая смерть Пушкина пробудила Петербург от апатии. Весь Петербург всполошился. В городе сделалось необыкновенное движение. На Мойке у Певческого моста… не было ни прохода, ни проезда. Толпы народа в экипажи с утра до ночи осаждали дом; извозчиков нанимали, просто говоря: «К Пушкину», и извозйики везли прямо туда. Все классы петербургского народонаселения, даже люди безграмотные, считали как бы своим долгом поклониться телу поэта. Это было уже похоже на народную манифестацию, на очнувшееся вдруг общественное мнение. Университетская и литературная молодежь решила нести гроб на руках до церкви; стихи Лермонтова на смерть поэта переписывались в десятках тысяч экземпляров, перечитывались и выучивались наизусть всеми.

И. И ПАНАЕВ

Погиб поэт! — невольник чести —

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один как прежде… и убит!..

Убит!.. К чему теперь рыданья,

Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

. . . . . . . . . .

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

Пятою рабскою поправшие обломки

Игрою счастия обиженных родов!

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!

Таитесь вы под сению закона,

Пред вами суд и правда — все молчи!..

Но есть, есть божий суд, наперсники разврата!

Есть грозный судия: он ждет;

Он не доступен звону злата,

И мысли и дела он знает наперед.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:

Оно вам не поможет вновь,

И вы не смоете всей вашей черной кровью

Поэта праведную кровь!

М. Ю. ЛЕРМОНТОВ

ЕГО СУДЬБА СОВЕРШЕННО СОВПАДАЕТ С СУДЬБОЮ ВСЯКОГО КРУПНОГО ЧЕЛОВЕКА, ВОЛЕЮ ИСТОРИИ ПОСТАВЛЕННОГО В НЕОБХОДИМОСТЬ ЖИТЬ СРЕДИ ЛЮДЕЙ МЕЛКИХ, ПОШЛЫХ И СВОЕКОРЫСТНЫХ… ПУШКИН ДЛЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ТАКАЯ ЖЕ ВЕЛИЧИНА, КАК ЛЕОНАРДО ДЛЯ ЕВРОПЕЙСКОГО ИСКУССТВА. МЫ ДОЛЖНЫ УМЕТЬ ОТДЕЛИТЬ ОТ НЕГО ТО, ЧТО В НЕМ СЛУЧАЙНО, ТО, ЧТО ОБЪЯСНЯЕТСЯ УСЛОВИЯМИ ВРЕМЕНИ И ЛИЧНЫМИ УНАСЛЕДОВАННЫМИ КАЧЕСТВАМИ… ИМЕННО ТОГДА, КОГДА МЫ ОТКИНЕМ ВСЕ ЭТО В СТОРОНУ, — ИМЕННО ТОГДА ПЕРЕД НАМИ И ВСТАНЕТ ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ НАРОДНЫЙ ПОЭТ, СОЗДАТЕЛЬ ЧАРУЮЩИХ КРАСОТОЙ И УМОМ СКАЗОК. АВТОР ПЕРВОГО РЕАЛИСТИЧЕСКОГО РОМАНА «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН», — АВТОР ЛУЧШЕЙ НАШЕЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ДРАМЫ «БОРИС ГОДУНОВ», — ПОЭТ, ДО СЕГО ДНЯ НИКЕМ НЕ ПРЕВЗОЙДЕННЫЙ НИ В КРАСОТЕ СТИХА, НИ В СИЛЕ ВЫРАЖЕНИЯ ЧУВСТВА И МЫСЛИ, ПОЭТ — РОДОНАЧАЛЬНИК ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

МАКСИМ ГОРЬКИЙ

Пушкин и мы

Пушкин все удаляется от нас. Пушкин к нам все приближается.

Чем дальше в глубь времени уходят обязательные даты — день рождения, день свадьбы, день гибели, чем больше стираются такие важные для современников и такие второстепенные для нас мелкие, случайные повороты в пушкинской судьбе, тем все современнее и прекраснее становится его поэзия, его проза, его драматургия, тем все большим откровением кажется любая мысль его, тем все удивительнее его проницательность, соединившая «век нынешний и век минувший».

Высшему свету — имя Пушкина отталкивало этих людей и без их воли притягивало — было важно: как одевается поэт, как он повязывает галстук, есть ли у него парадный мундир, чтобы являться во дворец согласно чину и званию, и не занял ли он костюм, в котором полагается идти в церковь в день свадьбы? Их это интересовало, чтобы можно было сравнить, насколько гардероб обедневшего дворянина и его эфиопские манеры не совпадают с их представлениями о приличиях, с их пресыщенным вкусом, чтобы найти на блестящем солнце его славы темные пятна, чтобы доказать себе и всем, что он такой же, как и они.

Мы входим в последнюю квартиру Пушкина на Мойке, и сердце сжимается от горя, и все кажется, что вот-вот распахнется дверь, и вместе с холодом, рванувшимся из давнего февраля, войдет поэт, последним твердым и чуть грустным взглядом, словно прощаясь, обведет квартиру — книги, рукописи, картины на стенах, и выйдет, чтобы вернуться на руках верного Никиты, превозмогая боль, зажимая смертельную рану.

Нас волнует каждая мелочь пушкинской жизни, даже та, которую современники сочли бы никчемной, потому что мы любим в нем все — и его гений, явивший миру величайшие образцы поэзии, и его всеобъемлющий ум, намного опередивший и современников и эпоху, и его потрясающую работоспособность — не многие литераторы мира могли бы похвастаться такой болдинской осенью, — и его вольнолюбие, не знавшее границ, восставшее против «мнений света», и его необузданный характер — противоречивый и искренний, и его бескорыстную дружбу, и любовь к людям.