Вся моя жизнь

Потом я прочла статью о Линдоне Ларуше, основателе Национального собрания трудовых комитетов. Может, кто-то помнит, как в конце семидесятых в аэропортах стояли люди с плакатами, гласившими: “От Джейн Фонды больше утечек, чем с атомных электростанций” или “Фонду – на корм китам!” Эти люди, как и те молодчики, что врывались в бары и избивали цепями всех, кто, по их мнению, был похож на гомосексуалиста, принадлежали к организации Ларуша. В статье говорилось, что эта организация, по крайней мере, отчасти финансировалась за счет его компьютерного бизнеса. У нас с Томом появилась идея: а не открыть ли и нам собственное дело, чтобы поддерживать деятельность CED? Сначала мы примеривались к ресторанному бизнесу, почти месяц ездили по округе, присматривая подходящее заведение для покупки, и расспрашивали преуспевающих рестораторов. Помимо этого, мы обдумывали идею авторемонтной мастерской, где клиентов не обдирали бы как липку.

Однажды Джон Мар, харизматичный совладелец частного реабилитационного центра для людей с зависимостями, сказал мне: “Не лезь туда, где ничего не понимаешь”. Этот самый дельный совет по бизнесу из тех, что мне давали, не просто перечеркнул наши мечты о ресторане или автомастерской – нам не оставалось практически ничего. Что я вообще понимала в бизнесе?

Как выяснилось, не так уж мало. Следовало только повнимательнее приглядеться к тому, что было у меня прямо перед носом.

В 1978 году, когда снимался “Китайский синдром”, я в очередной раз сломала ногу, и мои занятия балетом пришлось отложить – во всяком случае, на ближайшее будущее. Более двух десятилетий балет с его строгими классическими канонами и музыкой был моим спасением, благодаря ему мне удавалось сохранить фигуру и хоть какую-то связь со своим телом. Что было делать? В следующем фильме, в “Калифорнийской сюите”, мне предстояло показаться в бикини, и я должна была к началу съемок восстановить форму. Шерли – моя мачеха, – понимая, сколь мало у меня времени, предложила, как только нога заживет (вот когда мне пригодились бы вьетнамские хризантемовые припарки!), записаться в студию Джильды Маркс, которая находилась в Сенчури-сити, недалеко от Лос-Анджелеса. Там чудесный тренер, сказала Шерли. Тренера звали Лени Казден.

Лени, тридцати с небольшим лет, обладала зелеными глазами и узкими бедрами при росте пять футов и пять дюймов[74], ее волосы цвета меди были коротко подстрижены, и в ней чувствовалось необычное сочетание холодной отрешенности с готовностью к общению. Ее курс стал для меня откровением. Я вступила в так называемую взрослую жизнь, когда женщинам не полагалось выполнять тяжелые физические упражнения. Нам не полагалось потеть и качать мускулы. Теперь я вместе с сорока другими женщинами полтора часа подряд, без перерыва, совершала абсолютно непривычные для себя движения.

Это не было тем, что вскоре назвали аэробикой. Аэробные тренировки подразумевают усиленную работу больших мышечных групп – мышц бедер или верхней части туловища, – так что как минимум на двадцать минут учащается сердцебиение. При таких нагрузках сжигаются калории за счет жира и тренируется сердце. Но Лени, как я узнала позднее, курила, поэтому аэробные упражнения были не для нее. Ее программа тренировок скорее предполагала интересную комбинацию повторяющихся движений, которые, к моей огромной радости, удивительно напоминали балетные, – Лени выучила их в юности, когда серьезно занималась фигурным катанием.

Своеобразие занятиям придавало и музыкальное сопровождение, которое выбирала Лени. Тогда только начиналась эра всеобщего помешательства на диско, и во многих других спортивных клубах громкая музыка с ритмичными повторами успешно использовалась для придания драйва тренировками. У Лени этого не было. Мы занимались под аккомпанемент Эла Грина, Кенни Логгинса, “Флитвуд Мак”, Тедди Пендерграсса, Стиви Уандера и Марвина Гэя.

До сих пор я почти ничего не знала о современной популярной музыке. Если я слушала радио, то новостные передачи NPR[75]. Теперь в мою жизнь ворвались новые звуки. Я начала двигаться в другом ритме; иногда можно видеть, как люди за закрытыми окнами машин что-то напевают и подергиваются в такт только им слышной музыке, – я стала одной из таких меломанов. Балет я оставила навсегда.

За год до этого я избавилась от привычки обжираться и исторгать поглощенную пищу с рвотой (позже расскажу об этом подробнее), но еще не до конца закрепила результаты борьбы с пищевой зависимостью и приступила к тренировкам даже с излишним рвением. Я не желала пропускать ни одного дня и платила Лени за индивидуальные занятия, если не было групповых.