Пола оказалась высокой брюнеткой с чувственными карими глазами, склонной к едкому, саркастичному юмору. Она недавно закончила Колумбийский университет, где принимала участие в студенческих антивоенных протестах, а теперь хотела пойти по стопам матери и стать кинопродюсером. Ее характер и заметные интеллектуальные способности произвели на меня большое впечатление. После ланча с ней я немедленно перешла через улицу и попросила своего агента Майка Медавоя нанять Полу. Он поручил ей читать сценарии. В агентстве ее талант сразу разглядели, и очень скоро, когда Майк ушел оттуда и занял кресло директора “Юнайтед Артистс Пикчерз”, моим агентом стала Пола – и по сей день она остается одной из самых дорогих моему сердцу подруг. Наши жизни переплелись и в личной сфере, и в профессиональной. Я стала крестной ее дочке Ханне, она – одним из продюсеров моего последнего фильма “Если свекровь – монстр”, в котором я снялась после пятнадцатилетнего затишья, и мы всегда горой стояли друг за друга.
Пола сделала для меня то, чего не делал ни один агент ни до, ни после нее, – ринулась в жаркую, личную схватку за меня и отвоевала мне роль Лилиан Хеллман в “Джулии”. Лилиан, помимо того что написала такие пьесы, как “Лисички” и “Игрушки на чердаке”, еще и приходилась Поле крестной матерью.
Действие в “Джулии” разворачивается в тридцатые годы, когда в Европе поднимал голову нацизм; это история отношений Лилиан и ее детской подруги Джулии. Джулия уезжает в Вену, вступает в ряды антифашистов и пытается помогать евреям в оккупированных нацистами Австрии и Польше. Джулия много лет не виделась со своей подругой Лилиан, но просит ее контрабандой провезти через границу в Польшу деньги, зашитые под подкладку модной меховой шляпки, а сама встречает ее в Польше. Невероятно трогательная, запоминающаяся сцена их последней встречи – и воссоединение, и прощание одновременно – происходит в варшавском ресторане, где Лилиан украдкой, под столом, передает Джулии свою шляпку. Спустя годы Лилиан узнает, что нацисты убили ее подругу.
Я получила глубокую, многоплановую роль в фильме, которому суждено было стать классикой кинематографа и который принес мне третью номинацию на премию “Оскар” за лучшую женскую роль. Кроме того, мне выпал шанс поработать с замечательным режиссером Фредом Циннеманном, снявшим “Отныне и во веки веков”, “Ровно в полдень” и “Человек на все времена”, а также с Ванессой Редгрейв, моим кумиром в кино. Что-то такое в ней было, из-за чего она казалась мне обитательницей какого-то нездешнего, чудесного мира, ускользающего от нас, простых смертных. Ее голос словно доносился из каких-то глубин, где скопились все муки и тайны. Когда глядишь на ее работу, кажется, будто смотришь сквозь множество стеклышек, покрытых мистическими акварельными образами, – они наслаиваются друг на друга до полного затемнения, и даже тогда ты понимаешь, что это еще не предел.
Лилиан понимает, что Джулия смелее, сильнее и целеустремленнее, чем она сама, и Ванесса идеально подходит на роль Джулии, а мне очень помогли прочно осевшие в душе детские воспоминания о моей лихой подружке Сью-Салли, на которую мне всегда хотелось быть похожей, точно так же, как Лилиан хотела быть похожей на Джулию. Помню, когда мы работали с Ванессой, я никак не могла понять, что служило ей источником вдохновения, а от чего она старалась избавиться, и, конечно, это немного выбивало меня из колеи, что заметно в фильме. Я только один раз испытала нечто подобное на съемках – с Марлоном Брандо в “Погоне” (кстати сказать, по сценарию Лилиан Хеллман). Он, как и Ванесса, вечно как бы пребывал в другой реальности, вырабатывая какой-то собственный, месмерический внутренний ритм, который вынуждал меня подстраиваться под