Всевышний Сидоров

Кое-кто из вероятных читателей не преминул отметить, что автор как-то незаметно исчез из повествования со своими плоскими ремарками. Успокоитесь, он здесь, и, как всегда, начеку. Теперь он вынужден снова приступить к своим обязанностям, ибо на целых три недели Сидоров вышел из игры, поскольку серьезно заболел. Совершенно верно, грипп. Болезнь ужасная и чреватая всякими осложнениями, каковые не замедлили последовать. Причина заболевания осталась невыясненной. Пиво ли холодное, или ужасный сквозняк от кондиционеров в компьютерном зале (а там были и кондиционеры, как это ни странно) - Бог про то ведает. Что касается осложнений, то они вылились в воспаление легких, так что Сидоров загремел в больницу. Когда в очередную пятницу он не явился на заседание кабинета, Иванов обеспокоился, выяснил, в чем дело, но апельсины сумел добыть только к концу следующей недели (где? О! Иванов умел добывать апельсины, и даже в суровые годы перестройки не утратил эту способность). Он явился в больницу, прорвался через кордоны, и появился в палате, как ангел господень из пламени куста.

- Ну как ты? - весело заорал Иванов прямо с порога. Он был бодр и в отличной спортивной форме, то есть в больничном халате поверх пальто.

Сидоров же, напротив, был слаб и бледен, то есть лежал в постели под одеялом.

- Да вот, - сказал он, грустно улыбаясь, лежу тут, постигаю общечеловеческие ценности.

- Молодец! - похвалил Иванов. - Что тут у нас?.. О! "Три мушкетера"! Отличная книга, да и ты молодцом! А соседи, - он оглядел палату, где кроме Сидорова лежали еще трое, - все сплошь очень приличные люди. Я бы и сам с вами полежал, но увы... На улице снег - дело к рождеству... Макарова, кстати, вышла замуж за какого-то тоже корейца, Наташка велела кланяться. Сказала, что забежит.

- Могла бы и раньше забежать, - резонно заметил Сидоров.

- Она была не в курсе, а теперь без апельсинов явиться не может: Ну, как ты?

- Да так... Хрипы слева.

- Дело, надеюсь, не идет к инвалидности? - озаботился Иванов, присаживаясь на постель в ногах и заботливо поправляя полотенце на спинке кровати, вообще говоря, не нуждавшееся в его внимании.

- Еще неделя гарантирована.

- И отлично. Отоспишься, отъешься. Апельсины будешь трескать - чтоб я так жил!

- Уже отоспался. По ночам - кошмары.

- Это интересно. Что снится?

- Всякое, но все одно к одному. Например, сижу и пялюсь на экран - это во сне, разумеется. А мне транслируют, мол, бьются лучшие умы, никак законы механики открыть не могут. Помоги, мол, Господи, яви свою мудрость. Я туда, сюда, и думаю: Бог ты мой, законы-то эти я в модель не заложил. Все - примитив. Земля плоская, слоны, черепахи... А они кричат: Боже, Земля не вертится! Кошмар! Я сажусь, давай им механику сочинять из операторов, Землю круглую сделал. Только успел Коперника сожгли. То есть, не Коперника, а этого... By, кого там сожгли?

- Надо полагать, Джордано Вруно.

- Вот! Ах, думаю, мерзавцы. Давай Солнце творить. Землю на орбиту вывел, планеты... И все это программно, понимаешь? Каторга!

- А потом?

- Потом не помню... Кажется, я затеял реестр всех законов природы составлять. Чтобы с опережением было. А то ведь, сам понимаешь, пора закон всемирного тяготения открывать, а его и в проекте нет... Но не успел, они уже квантовую механику открыли, а я еще классическую не оформил, Молитвы, проклятья... А я чувствую, что отстал безнадежно. И тут мне докладывают, что они там перестали в меня верить. Все атеисты поголовно... Потом начали такие законы открывать, о которых я даже понятия не имею. И выходит, что мне пора исчезать.

У Иванова даже челюсть отпала.

- Как это - исчезать?

- А так. Какой во мне толк?

- Ты, это прекрати! Что значит толк? Ты еще бодр и... Ты еще - о-го-го!.. Интересное дело...

- Так это же во сне, - сказал Сидоров.

- Что значит во сне? Ты что, во сне исчезать собрался?

- В этом и заключается кошмар. Почти каждый день исчезаю во сне.

- А-а, а я думал, ты того... Разочаровался в жизни. Смотри у меня! - Иванов погрозил пальцем.

Сидоров в ответ слабо улыбнулся.

- Да я в общем-то особенно и не очаровывался: Нy, как твои раздумья?

- поинтересовался он.

- Насчет чего?.. Понял. Есть кое-какие соображения. Но это, понимаешь, не телефонный разговор. Ты лечись пока, читай вон "Трех мушкетеров" и выбрось все из головы. А я побежал.

И Иванов исчез.

Вечером явилась обещанная Наталья - сослуживица Сидорова из соседнего отдела - девица лет двадцати четырех, блондинка, стройная и cимпатичная. На ней была светлая юбка из искусственного меха, а шея была обмотана шарфом немыслимой алой расцветки, как нельзя более гармонировавшей с цветом волос, глаз и сапог. Сапоги же имели цвет небесной лазури. Больничный халат не в силах был испортить ее фигуру!

Такие женщины попадаются нечасто, и Сидоров, разумеется, имел ее в виду на случай непредвиденных обстоятельств, но не очень активно. Он не считал себя достаточно зрелым мужчиной.

Наталья тоже принесла апельсины, и, увидев аналогичные на тумбочке возле кровати Сидорова, страшно огорчилась.