Всеволод Вишневский

— Пленных-то в бою взял? — Вишневский кивнул на мирно беседующих в сторонке — судя по одежде, тоже крестьян.

— Та хиба ж то бой? Смих тай годи. Нам приказ був отдан: найти и зничтожить ворожу разведку. Ну, мы пишли втроем на околицю села Федоровка. Подползли к хате мельника, вона крайня стоить. Стучим. Нихто не открывает. Нарешти, хозяйка выглянула. Заходим, а воны, — конвоир кивнул в сторону пленных, — оружие геть по-кидалы и на печь меж дитьми улеглись… Да они таки ж вояки, як и я — тильки один курский, а другой рязанский… Тоже силой у войско погнали…

— Зачем же ты их сюда привел?

— Сами попросили: «Не уходи, Роман, отведи нас в штаб, а то еще не розен час какому-нибудь сердитому, в кожанке, на глаза попадемся…»

Вишневский зашел в здание: в коридоре сидел часовой. Видно было, что он отчаянно борется со сном. Но на вошедшего среагировал сразу. Не дожидаясь вопроса, вскочил, штыком преградил путь:

— Батько не велел никого пускать!

— Передай батьке, что комбриг Лепетенко ждет его на совет на бронепоезде «Грозном» в пятнадцать ноль-ноль…

Еще недели три воевали моряки вместе с махновцами. Помимо неверности их атамана, которая проявлялась задолго до того, как он окончательно предал Советскую власть, совместные действия затрудняло и то, что никогда не было известно, каким войском в тот или иной момент располагает батько. Его бойцы отправлялись на ночь по домам в близлежащие деревни, и далеко не все возвращались обратно.

Александровен, Михайловна, Васильевна, Мелитополь… За все эти станции и населенные пункты дрались матросы бригады Лепетенко. Во время боевых операций под Пришибом сформировался третий бронепоезд — его назвали «Спартак». Моряки уже довольно сносно овладели своеобразной тактикой боев по «одной борозде», которая, правда, в любой момент может стать непроходимой. И тогда — хочешь, не хочешь, — надо что-то предпринимать.

Как-то белые разобрали рельсы и отрезали путь «Грозному». Матросы, чтобы отвлечь внимание врага, начали усиленный обстрел нападающих. А пока шла эта перепалка, самые надежные и смелые ребята, ползком, незаметно, буквально влипая в песок, укладывали шпалы. Затем дали бронепоезду малый ход и так, колесо за колесом, сменяя разламывавшиеся шпалы, выбрались из ловушки.

В марте 1919 года приказом командования два матросских бронепоезда переброшены в районы Центральной Украины, где вместе с 1-й стрелковой дивизией Николая Щорса участвовали в тяжелейших боях против петлюровцев под Бердичевом и Житомиром.

…Темная украинская ночь. На площадке «Грозного» за невысокими железными бортами, накрывшись кожухами, а сверху брезентом, прижавшись друг к другу, на «палубе», покрытой копотью от паровозной трубы, спят бойцы. На вахте — один, в бескозырке, на ремне гранаты и револьвер. Напряженно вглядывается в кромешную тьму — все тихо, спокойно. Правда, порой чудится, будто по едва заметной ленте дороги ползут, подкрадываются какие-то тени, вот они уже близко, рядом. Обычная история — за полночь, когда предательский сон обволакивает сознание незаметно, исподтишка. Часовой закурил, привычно пряча огонек самокрутки за щиток пулемета.

Старый «максим» Тульского завода… Любит Всеволод свой пулемет. Командир бронепоезда Закревский даже посмеивается над тем, что он чересчур часто разряжает пулемет, протирает части, осматривает приемник, вытирает щеточкой грязь, вновь заряжает. Что ж, пусть посмеиваются, зато пулемет ни разу его не подводил.

Как-то раз на станции Знаменка белые подстерегли штабной эшелон бригады: подпустили к самому вокзалу и ударили беглым огнем прямо по окнам. По боевой тревоге матросы выскочили из поезда и перешли в контратаку, отбросили белых — и обратно. А Вишневский прикрывает огнем своего пулемета. Выполнил боевую задачу с честью — враги головы не смогли поднять.

А в это время Петр Попов выходные стрелки проверяет. Стрелочник, в штатском, все в порядке, говорит. Сам же переводит стрелки так, чтобы эшелон прямо в лапы к белым угодил. Подбежал к нему Попов, рванул пиджак — под ним офицерские погоны золотом сверкнули. На месте уложил врага, стрелку как надо перевел. Эшелон, отстреливаясь, вырвался из кольца и пошел по назначению — к Киеву…

Всеволод нередко вспоминал встречу с конвоиром Романом и его «подопечными» — такими же мужиками, как и он сам; то, как мирно беседовали они и как по его, Всеволода, совету отправились по домам: Роман в деревню в двенадцати километрах от Полог, а его пленники — к себе домой, в Россию. Ведь нет и не может быть непреодолимого зла, ненависти между людьми, ведь и у белогвардейцев, и у Петлюры немало обманутых простых людей труда.

Почему же они так немилосердны друг к другу?

У Синельникова на бронепоезд налетели казаки-белогвардейцы. Кто успел из здания вокзала (там штаб находился) выбраться и на бронепоезд вскочить — уцелел. Остальных ждала суровая участь. У дверей встали двое с шашками наголо. Как только появится матрос — рубят. Так восемнадцать человек погибло. И среди них друг Черномазенко — Михаил Отрезной. Правда, и пулеметными очередями с борта бронепоезда положили немало.