Всеволод Вишневский

«— Здравствуйте, юноши и девушки Ленинграда, молодежь великого краснознаменного города. Я обращаюсь к вам по поручению Краснознаменного Балтийского флота как военный моряк, писатель и уроженец этого города…

Революция открыла нам все сокровища культуры, сделала нас хозяевами нашей земли, хозяевами собственной судьбы.

Кто из нас не ходил по просторам Родины, не любовался могучими ее равнинами, не видел ее гор, лесов!

Товарищи юноши и девушки, все это наше, родное, русское тысячу лет. Все омыто кровью поколений…

Вдумывались ли вы, товарищ комсомолец и беспартийный, юноша и девушка, в смысл, в существо фашистской угрозы? Вдумайся покрепче! Фашизм хочет плюнуть тебе в лицо и в твою душу. Он называет тебя насекомым…

Фашизм хочет сломать твою судьбу, товарищ, он хочет растоптать твое тело, растоптать твою душу, сломать твою культуру, твои традиции, твою любовь, твою дружбу, ленинградская молодежь!..

Мы будем защищать свой город, каждый камень будем защищать — любимый, родной Ленинград! Товарищи, речь сейчас идет не только о Ленинграде, речь идет о самом существовании нашей нации. Речь идет о самом основном. Быть или не быть — вот в чем дело…

Уступать мы не намерены ни на дюйм, ни на дюйм! Запрещаем думать об этом! В нас кровь большевиков, кровь прирожденных победителей, кровь тех, кто высоко поднял здесь знамя Октября!»

В августе 1943 года, когда Вишневский зашел в горком комсомола, его ждали, ему обрадовались и вспомнили митинг в Таврическом зале: «А вы знаете, что после этого митинга около пятисот тысяч человек ушло на фронт добровольцами? Запись была колоссальная — почти все комсомольцы города; Всего за июнь — сентябрь 1941 года Ленинград дал семьсот тысяч добровольцев из молодежи».

А спустя десятилетия, в дни 30-летия Победы над фашистской Германией, на палубе краснознаменного крейсера «Киров» собрались ветераны войны, рабочие, курсанты, матросы, старшины. Шло торжественное собрание, и вдруг, будто предоставлено слово очередному оратору, из репродуктора донесся взволнованный, звучащий откуда-то издалека голос:

— Балтийский флот дерется день и ночь: как ежи ощетинились, работаем, туда и сюда бросаем отряды — действуем…

Все присутствовавшие стояли не шелохнувшись, а тот, кто был свидетелем и участником войны и, может быть, слушал эту речь Всеволода Вишневского, вновь и вновь переживал былое. Кто остался в живых, ныне вырастил детей, радуется внукам. Память же навсегда сохранила глуховатый голос писателя, его горячие, рвущиеся из самого сердца слова.

О Ленинграде военных лет выпущены десятки книг — воспоминаний, мемуаров, художественных произведений. В них высветлены ключевые моменты беспримерной в истории эпопеи. И многие авторы, особенно те, кто сам пережил блокаду, повторяют мысль, высказанную Николаем Чуковским: «В создании того удивительно гордого духа сопротивления, благодаря которому Ленинград выстоял и победил, огромная заслуга принадлежит Всеволоду Вишневскому, Николаю Тихонову, Ольге Берггольц и Вере Кетлинской, сила эмоционального воздействия которых на духовную жизнь города была бесспорно велика».

Наметившийся во время обороны Таллина образ жизни Вишневского приобретает теперь и новые краски — становится еще более напряженным и многоплановым.

К выступлениям перед бойцами и моряками теперь прибавились беседы с рабочими заводов, молодежью, ранеными в госпиталях.

Его хорошо знали во многих коллективах, в частности на Кировском заводе. Первая встреча состоялась осенью 1941 года, в дни, когда до линии фронта оставалось лишь четыре километра. Территория завода подвергалась артиллерийскому обстрелу, воздушным нападениям. Однако в подвальное помещение заводоуправления, переоборудованное под клуб, набиралось много людей: