Всеволод Бобров

Александр Мальцев дополнил: «У Всеволода Михайловича был неимоверный авторитет перед игроками. Он пытался раскрыть их, поднять до уровня своего таланта. Это главное, о чём он мечтал. Что ему не хватало, так это тарасовской жёсткости. Он многое нам прощал, сам ведь был игроком со всеми слабостями. Если бы он поступал с нами жёстко, то некоторые ребята, у которых был безусловный талант, играли бы в два раза лучше».

Несомненный интерес представляет высказывание Николая Карпова: «Бобров любил руководить по ходу матчей со скамейки, а проводить тренировки его не очень привлекало. Так что по сути всю летнюю предсезонку в сборной вёл я. А на матчи в Канаду меня не взяли. Да и потом в Москве к сборной особо не подпускали. Потому что Кулагин видел во мне конкурента...

А канадцам мы уступили, уверен, только из-за Кулагина. На тренировках в Москве он загнал ребят. На третьи периоды двух заключительных матчей серии элементарно не хватило сил...»

Именно в Суперсерии-72 зажглась звезда Александра Якушева. Будучи уже опытным игроком, несколько лет выступая в сборной, он никак не мог выйти на первые роли. Спартаковский форвард в книге «Я вспоминаю» писал: «Игру такого уровня я продемонстрировал впервые именно в ходе Суперсерии. Всё-таки до того я поднимался в игровом развитии с переменным успехом, а тут впечатляющий скачок произошёл. Что придало мне такой импульс? Будто кто-то гнал меня — иди, не останавливайся, ты можешь, ты обязан, всё у тебя получится...

Этим ускорителем стал для меня великий Бобров. Если бы не он дирижировал сборной Союза в Суперсерии, я так достойно не сыграл бы. Сто процентов! Вот повезло, так повезло. После пятилетней разлуки я встретил Всеволода Михайловича, который по указанию высшего руководства страны был освобождён от футбола и назначен старшим тренером сборной страны по хоккею. По годам работы с ним в “Спартаке” осознавал, что Бобров — мой тренер, но даже летом 72-го ещё не представлял себе, насколько это подтвердится в ходе Суперсерии. И что характерно — пять моих лет без его тренерской руки и пять его лет без хоккея вообще никоим образом не повлияли на действенность нашего нового этапа сотрудничества. Встретились, как ни в чём не бывало, и засучили рукава...

Мне кажется, что Всеволод Михайлович оказал благотворное влияние на каждого игрока и на сборную в целом, а на меня — особенно сильное. И Харламов с Мальцевым, и Васильев с Гусевым, и Третьяк с Петровым, Михайловым, Лебедевым, Анисиным и другими — все они воспринимали Боброва с нескрываемым уважением и любовью, даже с восторгом. Как того этот великий человек и заслуживал.

Под началом Боброва Советский Союз встал в хоккее вровень с Канадой. Великое достижение! Как выступила бы наша команда при другом рулевом, никто не знает. Хоккей — не химическая лаборатория, где эксперименты ставят с утра до вечера. Я только убеждён: при Тарасове я бы так здорово не сыграл. Это точно.

Моё личное и осторожное предположение: для открытия Северной Америки в лице её сборной, составленной из звёзд HXJT, Бобров являлся оптимальной фигурой...

Бобров в раздевалке особо не суетился, не накручивал команду. Наоборот, держался бодро, хотя было видно, что волнуется, опасается канадцев. Как и Кулагин, конечно. Неизвестность всегда тревожит. Всеволод Михайлович призвал нас пособранней начать игру: “Прошу — сразу включитесь на максимум”...

Естественно, была опасность того, что сборная Союза могла развалиться после столь обескураживающего начала. Но только не при Боброве. Пока канадцы обнимались после второго гола, Всеволод Михайлович с невозмутимым видом прошёлся вдоль лавки туда-сюда и спокойно сказал: “Так, теперь успокоились. Играем в свою игру. И всё будет как надо”.

Так всё и вышло...»

Тот же Якушев недоумевал по поводу упущенной общей победы в том противостоянии: «Мы сами отдали серию канадцам. До сих пор удивляюсь, как это произошло.

Когда после финальной сирены в заключительной встрече зашли в раздевалку, Бобров сказал лишь одно слово. Непечатное. На букву “м”».

По другой версии Якушева, Бобров в раздевалке произнёс: «Пижоны! Первый раз вижу людей, которые сами отказываются от новых автомобилей».

О том, что значила для канадцев победа в Суперсерии, свидетельствует тот факт, что свитер, в котором играл автор решающих шайб в московских матчах Пол Хендерсон, был куплен много лет спустя за сумму, превышающую миллион долларов. А «Святую шайбу» (так в Канаде принято называть ту, что принесла победу) как зеницу ока хранит в своей коллекции защитник Пэт Стэплтон.

ОТСТАВКА ПОСЛЕ ПОБЕДЫ

Подготовку к чемпионату мира 1973 года в Москве сборная СССР продолжила по традиции участием в Призе «Известий». Одержав уверенные победы над командами Польши и Финляндии, следом наши хоккеисты разгромили сборную Швеции — 10:2.