Всеволод Бобров

Но не все отклики были столь восторженными. Литератор Александр Нилин при подготовке книги о блистательном динамовце Василии Трофимове — футболисте и хоккеисте — сделал собственные выводы: «В русском хоккее он выделялся великолепным владением клюшкой, остроумием мгновенных решений (прыгал, например, на коньках, перепрыгивал через клюшки озадаченных защитников). Но игроком особо широкого плана в русском хоккее Бобров, однако, не был. Выдающийся левый крайний, но и только левый крайний. Трофимов же играл по всему полю...»

Весьма показательна и ещё одна сентенция Нилина: «В составе ЦДКА появился и Анатолий Тарасов. С точки зрения Трофимова, всегда придирчиво относящегося к скоростным качествам игрока, Тарасов был тихоходом. Но в понимании игры ему, как легко догадаться, зная о дальнейшей его судьбе, отказать было трудно».

«В ту пору начали играть и в хоккей с шайбой, — вспоминал Никита Симонян. — В Москву приехала чехословацкая команда ЛТЦ. И снова всех поразил Бобров. Он так управлялся с новой для него хоккейной клюшкой и шайбой, словно этому предшествовало несколько лет подготовки».

К встречам с ЛТЦ мы вскоре обратимся, но прежде расскажем о других событиях, не менее важных...

ЗА СЕЗОН ОТ СУХУМИ ДО ЛОНДОНА

Как мы уже говорили, в описании приезда Всеволода Боброва в Москву в августе 1944-го у авторов книг имелись отдельные нестыковки. В изложении самого Боброва фигурировал некий тренер ЦДКА, который отправил его в команду авиаучилища. В ту пору ещё не было дублирующих составов (их стали формировать в 1945 году, а разыгрывать своё первенство они начали в 1946-м), поэтому официального помощника — второго тренера — у Бориса Андреевича Аркадьева не имелось. Кто был тот загадочный тренер, нам уже не узнать. Да и важно ли это?

Точно известно, что это был не Аркадьев. Борис Андреевич впервые увидел Боброва в игре в том самом матче армейских «русачей», о которой рассказывалось ранее.

Анатолию Салуцкому довелось держать в руках письменное подтверждение самого Аркадьева: «Борис Андреевич сообщает об этом в отрывках своих неизданных записок. Написанные от руки, крупным круглым почерком, на листах в клеточку, вырванных из тетради большого формата, эти беглые заметки позволяют пролить истинный свет на историю футбольного дебюта Всеволода Боброва.

Борис Андреевич пишет: “Я пришёл на первую тренировку хоккейной команды посмотреть на новичка, и то, что я увидел, поразило меня. Прежде всего я увидел, что новичок, попав в общество чемпионов страны, не чувствовал себя экзаменующимся и держался уверенно и спокойно и в раздевалке и на льду. Я сразу всё понял: это был настоящий, волей божьей талант и мастер индивидуальной игры. ‘Проходимость’ Боброва при помощи скоростной обводки сквозь оборону противника была буквально потрясающей... А после разыгранного Приза открытия хоккейного сезона все заговорили о появлении новой хоккейной ‘звезды’ небывалой величины”».

Аркадьев, к великому сожалению, не оставил мемуаров. Называл он себя «тугопис», как отмечал один из лучших футбольных обозревателей Лев Филатов, которому на посту главного редактора еженедельника «Футбол-хоккей» многократно доводилось редактировать статьи Аркадьева. Выступая по различным аспектам футбола, Борис Андреевич заинтересованно вступал в полемику с другими специалистами. А вот на книгу воспоминаний так и не сподобился...

Хотя попытки предпринимал. По всей вероятности, Салуцкому случилось держать в руках страницы не доведённой до конца рукописи, о которой в разговоре с Аркадьевым упоминает в книге «Московский футбол» Константин Есенин:

«— Пишете книгу?

— Да, вместе с братом Виталием пишем книгу о двух “Ф”.

Аркадьев улыбается, увидев недоумение на лице собеседника.

— “футбол — фехтование”, — говорит он. — Название это ещё условно...»

Если Борис Андреевич стал заслуженным тренером СССР по футболу, то его брат-близнец Виталий Андреевич — по фехтованию. Да и «футбольному» Аркадьеву этот вид спорта был не чужд, равно как «фехтовальному» — футбол.

Салуцкий продолжал: «Павел Михайлович Коротков, играющий тренер команды тех лет, а также многие другие люди, которые в годы войны были непосредственно связаны с Всеволодом Бобровым, так объясняют его появление в составе армейских футболистов.

В то время большинство игроков совмещали футбол с хоккеем. И когда в марте 1945 года завершился очередной хоккейный сезон, команде ЦДКА предстояло выехать на футбольный сбор в Сухуми.

Всю зиму армейцы жили в гостинице Центрального дома Красной Армии на площади Коммуны, лишь у Григория Ивановича Федотова была небольшая комнатка в коммунальной квартире близ станции метро “Автозаводская”. Но поскольку вся команда, сменившая коньки на бутсы, уезжала на сборы, то новичку-хоккеисту Боброву пришлось бы на сорок дней остаться в гостинице ЦДКА без товарищей.