Всевидящее око [Чернее черного. Всевидящее око. Работа для гробовщика]

Пока он задумчиво глядел на нее, девушка с неожиданной для такого неопытного создания грацией торопливо схватила свой узел и исчезла за одной из громадных дверей.

Кэмпион, крепко сжимая поднос, направился к цели своего путешествия. Его интерес к семейству Палинодов все нарастал. Постучал он в средние двери под аркой в нише, в том месте, где начинался новый пролет лестницы. Двери были солидные, хорошо пригнанные, и очень напоминали двери в кабинет директора школы.

Едва он постучал, двери сразу распахнулись и он оказался лицом к лицу с элегантным невысоким мужчиной лет сорока в темном костюме. Незнакомец на приветствие Кэмпиона лишь нервно усмехнулся и подался в сторону.

— Прошу, — пригласил он. — Я уже ухожу. Позволю себе откланяться, мисс Палинод. Очень мило с вашей стороны, — буркнул он Кэмпиону, протиснулся мимо него и вышел, закрыв за собой двери. Кэмпион очутился внутри.

На миг он замялся, оглядываясь вокруг, чтобы найти женщину, хранившую молчание. Вначале даже подумал, что ее нет. Комната была квадратная, по меньшей мере раза в три больше нормальной спальни. Очень высокая, с тремя окнами, она производила крайне унылое впечатление. Громоздкая темная мебель занимала почти всю площадь. В глубине справа стояла кровать с балдахином, а между нею и окном — концертный рояль. Но доминировала там атмосфера суровой сдержанности. Драпировок было немного и только один коврик у камина. На голых стенах — несколько литографий, таких же, как и снаружи — цвета сепии. Еще там стояли три застекленных шкафа с книгами, стол и огромное бюро с двойным рядом ящиков, на крышке которого стояла зажженная лампа — единственный источник света в комнате. Так никого и не заметив, Кэмпион задумался, куда пристроить поднос, когда совсем рядом раздался голос:

— Прошу поставить сюда.

Теперь он сразу разглядел заговорившую женщину, к стыду своему осознав, что в полумраке принял ее за разноцветный плед, брошенный на кресле. Это была крупная женщина с плоской грудью, в длинном халате, с головой, повязанной красной шалью; ее морщинистое лицо, цветом не отличавшееся от шали, сливалось с ржаво-коричневой обивкой кресла.

Она даже не дрогнула. Никогда еще он не видел столь неподвижного живого существа — разве что кроме крокодила. Однако глаза с мутными желтоватыми белками, которые сейчас устремились на него, искрились умом.

— На тот столик, — распорядилась она, но не потрудилась хотя бы показать его или придвинуть к себе. Голос был резкий, властный, свидетельствовавший о неплохом образовании. Пришлось послушаться.

Столик оказался стильной штучкой на трех стройных ножках. Кэмпион невольно запомнил все, что на нем было, хотя пока над этим и не задумывался. Там стояла пузатая ваза с изрядно запыленными бессмертниками и два зеленых стаканчика с теми же высушенными цветами, затем тарелка с перевернутой формой для пудинга и маленькая старомодная чашечка без ручки с микроскопической порцией малинового джема. Все вместе взятое казалось неприятно липким.

Женщина позволила ему управиться с этим развалом и поставить поднос, даже не пытаясь помочь или заговорить; она лишь наблюдала за ним с дружелюбным интересом. Когда все было готово, Кэмпион усмехнулся — и услышал в ответ такое, что его ошеломило:

Пастух, ты весело играешь на свирели,
И песня льется с дуновением ветерка;
Но простачок, пойми, такая беззаботность
Несовместима с твоей долей бедняка.

Глаза Кэмпиона блеснули. Не потому, что он был оскорблен названием пастушка или даже простачка, хотя последнее казалось ему несколько неуместным, но так случилось, что не далее как предыдущим вечером он читал Джорджа Пилла в поисках заинтриговавшего его имени.

Судьба не льстит мне, добрый Палинод,
Рожден я для одних несчастий…

— «Рожден я для несчастья», — машинально поправила женщина, но явно была довольна, а может, даже горда, и сразу стала не только человечнее, но и удивительно женственнее. Теперь она позволила красной шали сползти на плечи, открывая красивую седую голову со старательно уложенными волосами. — Так значит вы актер, — сказала она. — Разумеется. Нужно было ожидать чего-то в этом роде. У мисс Рапер столько приятелей в театре… Но, — таинственно добавила она, — не из тех актеров, которых все знают. А теперь расскажите мне, как там дела у вашей братии, — жаргонное словцо она произнесла так, словно это была греческая цитата, памятью на которую она гордилась.

— Боюсь, что не смогу рассказать ничего любопытного, потому что давно не играю, — осторожно начал он.

— Ну, неважно, — бросила она, не глядя в его сторону, и достала маленький блокнот, исписанный мелким красивым почерком.