Всевидящее око

Он напоминал дождевую тучу, остановившуюся на пороге… Вспоминаю, он тогда действительно остановился на пороге.

– Я знаю, – выдохнул он. – Я знаю, что случилось с Мати.

Рассказ Гэса Лэндора 41

А теперь, читатель, я расскажу тебе одну историю…

В том месте Америки, что зовется Нагорьями, жила девушка лет семнадцати. Миловидная, высокая и гибкая. Она приехала в этот захолустный край вместе с родителями, поскольку врачи советовали ее отцу сменить климат. И вышло так, что мать девушки вскоре после переезда тяжело заболела и умерла. Отец и дочь остались одни в своем уединенном жилище с видом на Гудзон. Им вполне хватало общества друг друга. Они читали вслух, разгадывали загадки и сложные головоломки, отправлялись в длительные прогулки по окрестным холмам. Девушка была крепкой и выносливой и внешне не тяготилась этой спокойной, размеренной жизнью. Но никто, даже отец, не знал, что творится у девушки внутри, ибо туда она никого не пускала.

Отец любил свою дочь. Он искренне считал ее утешением, ниспосланным ему Богом.

Но как бы ни любила дочь отца, как бы ни старалась скрасить его дни, она взрослела, и в ее душе появлялись иные желания. Девушка соскучилась по общению с другими людьми. Боясь обидеть отца, она ничем не выказывала свою тоску. Отец же, проведя много лет в большом городе, сильно устал от общения и не жаждал ни с кем видеться. Возможно, все мечты девушки так и остались бы напрасными, если бы не ее родственница – двоюродная сестра покойной матери. Эта женщина была замужем за банкиром и жила неподалеку, в Хэверстро. Она уловила душеные томления племянницы и прониклась к той сочувствием. Своих детей у жены банкира не было, и она охотно принялась опекать девушку, видя в ней прекрасные задатки, которые можно развить, и тогда… тогда часть славы достанется и ей, вызволившей юную затворницу из отцовского плена.

И потому, вопреки возражениям отца девушки, жена банкира начала знакомить ее со светской жизнью. Она катала девушку в карете, брала с собой на званые обеды. А когда подошло время, пригласила ее на первый бал.

Бал! При мысли о нем у девушки все замирало внутри. Она мысленно видела женщин в нарядных платьях из шелка, муслина и тонкой шерсти. Она видела элегантных мужчин во фраках, с волосами, подстриженными на манер римских императоров. В юном воображении проносились картины столов, изобилующих яствами и винами. А главное – она слышала звуки оркестра и видела кружащиеся пары. Шелест платьев, шуршание вееров. Мысленно она уже видела себя окруженной юными щеголями, готовыми отдать жизнь за единственный танец с нею.

Все это девушка знала лишь из романов, которые давала ей читать двоюродная тетка. Трудно сказать, мечтала ли она о такой жизни; повторяю, ее душа оставалась непроницаемой для других. Но жена банкира, найдя себе увлекательное занятие, всерьез взялась готовить двоюродную племянницу к первому балу. Чтение вслух и разгадывание головоломок отошли на задний план. В жизни девушки появились портные, а также французские учителя танцев и хороших манер. Видя ее в очередном новом платье, отец хмурился и говорил, что теткины затеи до добра не доведут. Девушка смеялась и делала вид, будто готова порвать наряд, раз он не понравился отцу. А потом она вновь принималась уверять отца, что дороже его у нее никого нет.

Настал день бала. Отец с гордостью и удовлетворением смотрел, как его принаряженная дочь садится в ландо. Она ничем не отличалась от девушек из богатых нью-йоркских семей. Дочь торопливо помахала отцу из окна кареты, и ландо покатилось в сторону Хэверстро. Весь вечер отец думал, не закружится ли у нее голова и не пересохнет ли во рту от такого обилия танцев. Он намеревался подробнейшим образом расспросить ее обо всем, что происходило на балу, и для порядка отчитать за легкомыслие. Он даже хотел спросить ее, когда она собирается оставить все эти «теткины глупости» и вернуться к прежней жизни.

А пока он дожидался ее возвращения, но дочери все не было. Давно миновало «обещанное время». Наступила полночь… Час ночи… Два часа. Чуя беду, отец взял фонарь и обошел все окрестные тропинки. Не найдя следов дочери, он решил седлать коня и ехать в Хэверстро… Он уже поставил ногу в стремя, когда увидел дочь. Она понуро брела к дому в своих бальных туфельках. У отца упало сердце.

Волосы девушки, прежде убранные в красивые локоны, превратились в один спутанный комок. Из узкой дыры в разорванном сиреневом платье проглядывало нижнее белье. Рукава-буф, зауженные книзу (дочь сама придумала фасон и очень гордилась этим), были варварски оторваны.

А еще отец увидел кровь. Кровь на запястьях дочери, на ее волосах. Но больше всего крови было там, внизу.

Девушка не смела поднять на отца глаза. Не позволила помочь ей вымыться. Все его расспросы о случившемся она встречала молчанием. В течение нескольких дней она вообще не произнесла ни слова.

Измученный ее молчанием, обезумевший от горя, отец поехал к ее двоюродной тетке (мысленно он уже не раз проклял эту женщину) и потребовал объяснений. Так он узнал о троих молодых людях.