– Пока давайте предполагать именно так.
– Лишенный возможности выполнить задачу – пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь, – этот человек ухватился за шанс похитить тело мистера Фрая из госпиталя и приступил к претворению в жизнь своих первоначальных намерений?
– Давайте предположим и это.
– А этот человек, он один из нас?
Хичкок резко встал и повернулся ко мне лицом, словно преграждая мне путь к бегству.
– Полковник Тайер и я хотели бы знать следующее, – сказал он. – Угрожает ли жизни наших кадетов присутствие этого безумца?
– Вот этого я вам сказать не могу. Сожалею.
Они восприняли мой ответ со всем возможным спокойствием. У меня возникло ощущение, что даже пожалели меня за незнание. Налили себе еще чаю и стали задавать более конкретные вопросы. К примеру, что я сделал с клочком бумажки, найденным в руке Лероя Фрая. (Я ответил, что все еще работаю над ним.) Захотели узнать, намерен ли я опросить преподавательский состав. (Да, ответил я, всех, кто когда-либо вел занятия у Лероя Фрая.) Намерен ли я опросить других кадетов. (Да, всех, кто был знаком с Лероем Фраем.)
Здесь, в гостиной полковника Тайера, с мерно тикающими на заднем фоне часами, время текло ужасающе степенно. Мы уже давно успокоились, все, кроме меня, потому что мое сердце вдруг начало судорожно биться. Бу-бух. Бу-бух.
– Вы плохо чувствуете себя, мистер Лэндор?
Я вытер пот на висках и сказал:
– Джентльмены, если не возражаете, я хотел бы попросить вас об одном одолжении.
– Говорите.
Вероятно, они ожидали, что я попрошу холодное полотенце или свежего воздуха. Вместо этого они услышали:
– Я хотел бы привлечь одного из ваших кадетов в качестве помощника.
Я понимал, что перехожу границы. С самого начала наших отношений Тайер и Хичкок очень внимательно следили за тем, чтобы не нарушить линию между военным и гражданским. И тут я вознамерился разрушить всю их работу. О, это возмутило их. Опустились чашки, вскинулись головы, и на меня посыпались спокойные, веские, обоснованные соображения… Мне пришлось зажать ладонями уши, чтобы заставить их замолчать.
– Прошу вас! Вы не поняли меня, джентльмены. Эта роль не должна иметь официальный характер. Просто мне нужен человек, который стал бы моими глазами и ушами в кадетских подразделениях. Моим агентом, если хотите. И чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше.
Хичкок несколько мгновений пристально смотрел на меня. А потом мягким голосом спросил:
– Вам нужен тот, кто будет шпионить за своими товарищами?
– Да, тот, кто станет нашим шпионом. Ведь это не нанесет большого ущерба армейской чести, не так ли?
И все же они сопротивлялись. Хичкок сосредоточился на своей чашке. Тайер непрерывно смахивал с голубого рукава одну и ту же пылинку.
Я встал и, пройдя в дальний конец комнаты, сказал:
– Джентльмены, вы связали мне руки. Мне запрещено свободно появляться среди кадетов, мне запрещено разговаривать с ними без вашего разрешения, мне запрещено еще и то, и это. Даже если б я нашел такую возможность, – сказал я, поднимая руку, чтобы пресечь возражения Тайера, – даже если б я нашел такую возможность, что это мне дало бы? Пусть молодые люди ограничены в своих действиях, но они могут хранить тайны. Со всем моим уважением, полковник Тайер, ваша система вынуждает их хранить тайны. Которые они открывают только своим.
Действительно ли я верил в это? Не знаю. Я обнаружил, что иногда, в некоторых случаях, утверждение о том, что ты веришь во что-то, делает это что-то настоящим. Зато мои слова заставили замолчать Тайера и Хичкока.
А потом – медленно, не сразу – они согласились. Не помню, кто первым сдвинулся с места, но один из них точно сдвинулся, чуть-чуть. Я заверил их в том, что этот драгоценный кадет сможет и дальше ходить на занятия и участвовать в учениях, выполнять свои обязанности, сохранять свою репутацию среди однокурсников. Я сказал им, что он получит огромный опыт в сборе разведданных, а это будет способствовать его карьерному росту. Медали, ленты… светлое будущее…
Да, они согласились. Не могу сказать, что они тепло отнеслись к идее, однако вскоре уже перекидывались именами, как крокетными мячиками. Что насчет Клея-младшего? Что насчет Дюпона? Кибби – воплощение благоразумия, Риджли изворотлив…
Сидя на своем месте, держа лепешку в руке и робко улыбаясь, я подался к ним.
– А что вы скажете насчет кадета По? – спросил я.
По их молчанию я решил, что имя ничего им не говорит. Я ошибся.
–
Возражений оказалось слишком много. Начать с того, что По был кадетом четвертого класса, который еще не сдавал экзаменов. К этому добавить то, что за время пребывания в академии он превратился в воплощение проблем с дисциплиной. (Жутких проблем.) Он получал нарекания за отсутствие на вечернем построении, на классном построении, на разводе караулов. Он проявил – в нескольких случаях – дух оскорбительного высокомерия. В прошлом месяце его имя красовалось в списке главных нарушителей. По всем показателям он…
– Семьдесят пятый, – быстро вставил Тайер. – В классе из восьмидесяти человек.