Всемогущий атом

Когда прошла неделя, он последний раз поклонился Голубому Огню, попрощался с Лангхольтом и коллегами и отправился в путь с маленьким саквояжем.

Около полудня он был уже в Санта-Фе. Аэродром буквально кишел бело-голубыми рясами. Еще никогда Мандштейн не видел их в таком количестве в общественном месте. Он посмотрел сквозь стекло на ландшафт, простирающийся за аэродромом. Небо здесь было необычайной синевы, а вокруг — необъятная желто-бурая равнина (Мандштейн никогда не видел такой большой равнины), лишь кое-где оживляемая желто-зелеными кустиками. Вдали, еле видимые, возвышались горы из песчаника.

— Брат Мандштейн? — окликнул его какой-то толстый аколит.

— Да.

— Я — брат Каподимонте. Буду вас сопровождать. У вас есть багаж? Нет? Хорошо! Пойдемте!

На залитой солнечными лучами площади их ожидала машина. Мандштейн положил саквояж на заднее сиденье и забрался под купол машины-капсулы. Каподимонте сел за руль и включил электромотор.

Машина загудела и быстро помчалась вперед.

Каподимонте на вид было лет сорок. «Немного староват для аколита», — подумал Мандштейн.

— Вы здесь в первый раз? — спросил сопровождающий.

— Да, — ответил Мандштейн. — Чудесный пейзаж.

— Вы уже обратили на это внимание? Да, здесь чувствуешь себя совершенно раскованным, свободным от всего мелочного. Так много места, пространства. В каждой долине доисторические руины. Когда вы здесь акклиматизируетесь, можете съездить в Фриольский каньон полюбоваться пещерами. Вас интересуют такие вещи, Мандштейн?

— Я мало разбираюсь в этом, но с удовольствием посмотрю.

— А какая у вас специальность?

— Нуклеоника, — ответил Мандштейн. — Попросту говоря, я истопник.

— А я до вступления в Братство был антропологом. И теперь все свободное время провожу в Пуэбло: иногда приятно возвратиться в прошлое, особенно если, имеешь дело с будущим.

— Вы действительно делаете успехи?

Каподимонте кивнул.

— Говорят, довольно большие. Я, конечно, не принадлежу к Избранным, посвященным в тайны, но, судя по всему, успехи есть и большие… Взгляните: мы проезжаем Санта-Фе.

Мандштейн обернулся в ту сторону, куда указывал Каподимонте. Город показался ему странно маленьким, как по площади, занимаемой им, так и по размерам домов, в которых было не больше трех-четыре этажей.

— Я считал, что Санта-Фе много больше, — сказал Мандштейн.

— Это памятник культуры, и потому его сохраняют в том виде, в каком он был сто лет тому назад. Здесь нет новостроек.

Мандштейн нахмурил брови.

— А как же лаборатории и другие необходимые помещения?

— Центр находится не в самом Санта-Фе. Просто Санта-Фе — в пятидесяти милях от него. Ближайший к Центру город.

Дорога начала подниматься в гору, и растительность сразу изменилась. Кустарники сменились высокими деревьями, преимущественно соснами. А Мандштейн все еще никак не мог поверить, что скоро он будет в генетическом Центре. «Это еще раз доказывает, — подумал он, — что если хочешь чего-то достичь, необходимо действовать решительно». Вот он рискнул, и хотя его поставили на место, сурово одернули, но все-таки послали в Санта-Фе.

Жить вечно! Предоставить свое тело экспериментаторам, которые научились заменять клетку клеткой, регенерируя таким образом органы. Есть, конечно, и риск, но где обойдешься без риска? В худшем случае он умрет, но это же ожидает его и при существующем положении вещей. Зато тут у него появляется шанс стать одним из Избранных!

Путь преградили железные ворота, на которых играли солнечные блики. Каподимонте сбавил скорость и сказал:

— Приехали.

Ворота начали медленно открываться.

Мандштейн спросил:

— Меня, наверное, проверит какой-нибудь эспер, прежде чем мы въедем в Центр?

Каподимонте рассмеялся.

— Не беспокойся, брат Мандштейн! В последние полчаса мы вас уже проверили, и очень тщательно. Так что если бы имелись причины не пускать вас, эти ворота не открылись бы. Можете успокоиться — проверку вы выдержали.

6

Официально святую святых форстеров именовали Центром биологических наук Ноэля Форста. На пятнадцати квадратных милях, окруженных электронным забором, находились жилые корпуса, лаборатории, административных строения.

Центр был сердцем и мозгом движения форстеров, хотя религиозный дух здесь мало ощущался. Сила Братства заключалась в том, что оно не только оказывало духовную поддержку, но и использовало научный прогресс. Братство не делало тайны из того, что его конечной целью является победа над смертью. И речь велась не просто об искоренении болезней и продлении жизни, а о полном триумфе жизни над смертью. Человечество, правда, сделало определенные шаги в этом направлении и до прихода форстеров: в крупных индустриальных центрах продолжительность жизни человека достигла девяноста лет. И это было одной из причин перенаселения Земли.