Всемогущий атом

— Гмм. Нужно было послать больше роботов одновременно. Тогда есть надежда, что хоть один сумеет ускользнуть от Мюллера. Парень нервничает в этой клетке. Перемените программу, хорошо? Компьютер как-нибудь справится с диверсионной тактикой. Пусть пройдут двадцать роботов.

— Но у нас осталось только три, — напомнил ему Гринфильд.

Бордмен закусил сигару.

— Три в лагере или три вообще?

— Три в лагере. Снаружи лабиринта есть еще пять, но они уже входят внутрь.

— Как вы могли это допустить? Поговорите с Хостоном. Нужно отлить новые по шаблонам. Завтра к утру мне нужно пятьдесят, нет, восемьдесят роботов. Что за безнадежная глупость, Гринфильд?

— Так точно, сэр!

— Убирайся!

Бордмен в бешенстве затянулся дымом сигары. Он поманипулировал с наборным диском и из бара появилась бутылка коньяка — густого, великолепного напитка, который приготавливают отцы-пролептиканты на планете Денеб XII. Он разнервничался так, что одним залпом выпил полрюмки, а затем наполнил рюмку снова. Он знал, что ему грозит потеря чувства перспективы — самый худший из всех грехов.

Деликатный характер этой миссии уже основательно ему наскучил. Все эти мелкие шажки, маленькие осложнения, кропотливое подбирание к цели, отступления. Раулинс со своей скурпулезностью. Мюллер со своим психопатическим мировоззрением. Маленькие хищники, которые кусают человека за пятки, только и думая о том, чтобы прыгнуть ему на горло. Эти ловушки, расставленные какими-то дьяволами… Там притаившаяся внегалактическая раса существ с огромными глазами, каких-то ужасных радиочудовищ, в сравнении с которыми даже Чарльз Бордмен чувствителен не более, чем какой-нибудь кактус. Угроза уничтожения, висящая над всем.

Взбесившись, он погасил сигару в пепельнице, и сразу же посмотрел на этот длинный окурок с удивлением. Выбросить такую сигару! Самостоятельно она уже не зажжется. Но ведь есть еще и инфракрасный излучатель. Он вновь зажег сигару и начал энергично затягиваться. Небрежным движением руки он нажал клавишу связи с Недом Раулинсом.

На экране Бордмена увидел выгнутые прутья, сверкающие в блеске лун, и мохнатые морды с блестящими острыми зубами.

— Нед! Это Чарли. Мы посылаем тебе много роботов, парень. Мы освободим тебя из этой идиотской клетки в пять минут. Ты слышишь? Пять минут!

Раулинс был очень занят. Это казалось почти смешным. Со всех сторон без конца подбегали и подбегали эти создания. Они просовывали свои остренькие мордочки сквозь прутья клетки по несколько одновременно. Ласки, норки, горностаи и черт знает, какие еще звери. В темноте почти ничего не было видно. Одни только зубы и красные маленькие глазки. Но ведь они питались только падалью. Сами не убивали. Неизвестно, что притягивало их к клетке. Зверьки влезали в клетку, сновали мимо Раулинса, жесткими шкурками терлись о его лодыжки, были лапками, вспарывали когтями кожу, грызли его ногти, кусали за икры.

Нед топтал их. Проще всего, как он быстро убедился, справиться с ними было так: прижав шею тяжелым ботинком, сломать позвоночник. Молниеносным пинком он отбрасывал свои жертвы поочередно в угол клетки, куда сразу бросались стаей другие маленькие бестии. Каннибалы. Постепенно он вошел в ритм. Поворот, нажим, пинок. Поворот, нажим, пинок. Хруп. Хруп. Хруп.

Но они кусали его и царапали немилосердно. Поворот, нажим, пинок. В течение первых пяти минут у него почти не было времени, чтобы перевести дух. Он уничтожил за это время штук двести злобных тварей. В углу клетки росла груда растерзанных маленьких трупиков, возле которых крутились живые создания, как бы выискивая лучшие куски. Наконец, наступила минута, когда пировали все находящиеся в клетке и никто больше не пытался проникнуть снаружи. Держась за прутья, Раулинс поднял левую ногу и стал осматривать многочисленные ранки, укусы и царапины.

«Дают ли посмертно Звездный Крест, если ты умер от какого-нибудь галактического бешенства?» — задал он себе вопрос. Ноги у него были в крови до колен, и эти раны, хотя и были неглубокими, сильно болели. Внезапно Раулинс понял, почему звери, питающиеся падалью, примчались к нему. Вдохнув воздух, он почувствовал сильный запах протухшего, разлагающегося мяса и почти тут же представил большую груду падали с распоротыми внутренностями, красными и липкими, больших черных мух над ними, червей, кишащих в этой груде… Но здесь, в клетке, нет ничего разлагающегося. Мертвые трупоеды еще не успели протухнуть, впрочем, гнить было уже нечему: от них остались лишь обгрызенные дочиста кости.

Значит, это какой-то мираж, обман, ловушка на запах, приведенная в действие клеткой. Сама клетка выделяет такой запах. Но зачем? Видимо, чтобы приманить стаю пожирателей падали к тому, кто находится внутри. Изощренная форма издевательства. Не исключено, что это работа Мюллера. Он ведь мог пойти на ближайший центральный пульт и включить соответствующие приборы.