Всемирный следопыт 1931 № 05

Дикие, пустынные берега! Ни один иероглиф надписи не нарушает их зеленые просторы. Лишь на новой карте, напечатанной в советской типографии, вы увидите крошечный синий пароходик, против которого революция вписала тонкую черную строчку: «Новый порт».

На «Острове мертвецов»

Слово «порт» означает многое. Это — шум и железо. Окрики грузчиков, свистки паровозов. Металлическое поскрипывание блоков, сложные переплеты конструкций, чернеющие в небе профили кранов.

Раннее холодное утро. Странное безмолвие царит над водами Обской губы. Тишина, особая тишина, присущая северу. Но где же порт?

Напряженно всматриваясь, вижу тоненькие иглы мачт и серые дымки труб, воткнутые в мутные серые волны на большом расстоянии друг от друга. Берег все ближе и ближе надвигается на нас. Вырисовываются контуры бревенчатых строений. Вдали, на маленьком холмике, конус самоедского чума разрезает горизонт. Чем ближе мы приближаемся к берегу, тем туманнее становятся контуры стоящих на рейде пароходов.

— Восемь с половиной! Восемь! Семь с половиной — отсчитывает матрос.

Это футы. Обская губа очень мелка у берегов. Мели, скрытые водой, стерегут большие океанские пароходы, и они принуждены стоять на рейде в 10–12 километрах от берега. Огромные железные махины побеждены песком. Но железо возьмет верх. Это — дело ближайшего будущего.

Мы рассекаем холодную тишину утра всплесками весел. В полукилометре от берега наша лодка колесит в разных направлениях, беспрерывно натыкаясь на песчаные косы. Наконец, разозлившись, мы храбро опускаем ноги за борт, ступая в море, которое нам действительно по колено.

Берег без порта

Тщетно стараюсь увидеть какие-либо склады, громоздкие постройки, лебедки — все, что обычно ассоциируется с портовым берегом. Берег существует здесь сам по себе, порт — тоже сам по себе. Все портовые операции производятся на воде. Новый порт — пловучий порт. Берегу присвоена здесь очень скромная функция естественной бухты, укрывающей суда от штормов. Единственное строение на берегу — это фактория Госторга.

Бревенчатые стены фактории утверждают здесь новую жизнь. С первым же установившимся снегом, закрывшим серые лишайники тундры, начинают прибывать легкие нарты ненцев[2], запряженные оленями. Если верблюда называют кораблем пустыни, то олень поистине корабль тундры. Здесь, в фактории, туземец получает все, что ему нужно, на долгую полярную зиму муку, масло, мануфактуру, ружья и даже бинокли, на которые ненцы предъявляют большой спрос. Бинокли нужны им для ориентировки в необозримых пространствах тундры, для наблюдения за стадом оленей и для охоты.

На фактории нас угощают осетровой икрой. Несколько человек, посланных весной на пробную ловлю, выловили здесь 50 тонн крупного осетра. В будущем году предполагается развернуть крупные рыбозаготовительные операции.

Два километра отделяют факторию от радиостанции. Ноги вязнут во мховом ковре, покрывающем тундру. Небольшие холмики сплошь усеяны бледножелтыми ягодами спелой морошки, которой мы отдаем должную честь.

Ледяной враг

На радиостанции наш приход никого особенно не удивляет, В это время года ее часто посещают матросы Карской экспедиции. Они высаживаются на берег — ощутить твердость почвы после долгого качания корабля, пострелять уток на озерах, послать приветствия из-за полярного круга в далекие города Большой Земли.

У радистов крепкие жилые дома, электричество, хорошо подобранная библиотечка. От цынги их спасают овощи, забрасываемые летом, свои коровы и свиньи дают свежее мясо

Радиостанция являет собою последнее звено в цепи попыток освоить Карское море. История этих попыток очень давняя, и стоит она многих жизней и кораблей.