Церковные земли были конфискованы, священники, занимавшиеся контр-революционной пропагандой, были высланы из пределов Мексики. Было закрыто около двадцати тысяч церквей, настоятели которых отказались подчиниться распоряжениям светской власти.
Духовенство не осталось в долгу и организовало восстание темных фанатических масс. Началась новая война. Целые округа были захвачены католическими повстанцами, и реакционные генералы лишали крестьян земли «в защиту святой веры». «Религиозная война» велась с обеих сторон с величайшей жестокостью. Пощады не давали никому. Правительственные войска вешали восставших на телеграфных столбах, вдоль железнодорожных линий, восставшие в свою очередь захваченных в плен офицеров сжигали живыми на кострах. (Так, в 1926 году, повстанцы штата Моралес после победы над правительственными войсками сожгли на костре взятого в плен генерала Авиллу с шестнадцатью офицерами его штаба).
На ряду с устройством «религиозных восстаний» мексиканские церковники не брезгали и индивидуальным террором. Ряд их противников погиб от яда, пули и кинжала. Наконец очередь дошла и до Обрегона, убитого по наущению духовенства.
Смерть Обрегона послужила как бы сигналом для выступления реакционных генералов, которые об'единились с католическими повстанцами и двинулись на столицу.
Приемник Обрегона — Портэс Хиль — вынужден был обратиться за помощью к крестьянам и рабочим. Была создана стотысячная революционная армия, нанесшая восставшим ряд тяжелых поражений. Не прошло и полгода, как вся мексиканская территория была очищена от бунтовавших контр-революционеров.
Одолев своих врагов, Портэс Хиль сразу же изменил свою политику, открыто став на сторону помещиков и буржуазии… Начался разгон обманутых им рабочих организаций и разоружение сельской бедноты.
Произошло и примирение с церковью. Мексиканское правительство не только пошло на уступки церковникам, но и завязало непосредственное сношение с папой Пием VI, являвшимся, к слову сказать, одним из крупнейших акционеров нефтяного треста «Темпико-нефть». Правительство кинулось в об'ятия заграничных капиталистов, которым стали раздаваться концессии не менее щедро, чем во дни диацовской диктатуры.
Поживился в достаточной мере и «святой папа», скупивший при помощи католического банка нефтеносные земли в различных частях страны.
Мексиканское правительство дошло в конце концов до того, что добилось разрыва с Советским Союзом и вынудило к от'езду наше полпредство.
Своим угодничеством перед буржуазией правительство не упрочило, однако, своего положения: экономическое положение страны непрерывно ухудшается, и всюду растет недовольство. Многолетняя война опустошила целые области, сельское население обнищало. Не лучше и положение городских рабочих. При всех почти конфликтах, возникающих между рабочими и предпринимателями, правительство неизменно становится на сторону последних, санкционируя снижение зарплаты и проведение «рационализации», которая в Мексике, как и во всех других капиталистических странах, подразумевает переложение всей тяжести на рабочих. Трудящиеся Мексики с каждым днем начинают понимать все отчетливее, что коммунисты правы, говоря, что правительство обмануло массы.
Влияние компартии, организовавшейся в Мексике в 1919 году, с каждым днем все увеличивается. Нужды нет, что она уходит в подполье, в 1929 году правительство Порталеса об'явило ее нелегальной, — партия упорно борется за единый рабоче-крестьянский фронт, и чем дальше, тем больше выступлений масс, тем острее классовые столкновения.
-
Машина и сердце. — Рассказ М. Ковлева.
I
— Жидковата плотинка-то! О-о-очень жидковата! — Сутулый старик скептически покачал головой. По морщинистому, как печеное яблоко, ветхому лицу его и подслеповатым глазкам пробежала неуловимая тень тревоги.
— В стороне, дед Степан, выдержит!
Кудрявый гибкий парень, стоящий рядом, широко размахнулся и швырнул окурок в пенящуюся зелень волны. Подхваченная ветром тонкая картонная трубочка завертелась в упругих струях, метнулась в сторону и поплыла, извиваясь среди желтого крошева редких последних льдин.
Светлосерые глаза парня рассеянно следили за окурком. Но теплая шершавая кисть старика легла на его руку.
— Гляди-ка, Фома неверующий! Мимо аль нет? — вразумительно вымолвил надтреснутый басок
Устремленные на реку глаза юноши сразу затвердели.
Окурок чуть приметной точкой выделялся на воде Сначала река мощно увлекала его все дальше и дальше, в хаосе перепуганных волн, но вдруг решительно крутанула назад, завертела среди взбаламученной, как вскипевшее молоко, бурлящей пены и под острым углом швырнула на плотину. Окурок исчез из глаз.
— Видел? — с легким торжеством возгласил старик. — Какая тут тебе сторона! Загогулина здеся, милый, вот что! На стрежне-то мель, она и поворачивает. Да в самую что ни на есть плотинку. Понял?
Парень промолчал, напряженным оценивающим взором оглядывая землю и воду.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное